Politicum - историко-политический форум


Неакадемично об истории, политике, мировоззрении, регионах и народах планеты. Здесь каждый может сказать свою правду!

Альтернативы в истории России

Что было бы, если бы...

Альтернативы в истории России

Новое сообщение ZHAN » 29 июл 2021, 23:06

Задавать себе вопросы полезно, отвечать на них — опасно. Ведь ответы на «судьбоносные» вопросы чреваты последствиями, вплоть до раскола общества.
Изображение

Давая оценку преобразованиям Петра Великого, наш знаменитый историк В. Ключевский говорил, что это была борьба деспотизма с косностью народа. Петр надеялся «грозою власти вызвать самодеятельность в порабощенном обществе», «водворить в России европейскую науку, народное просвещение как необходимое условие общественной самодеятельности», он пожелал, «чтобы раб, оставаясь рабом, действовал сознательно и свободно». «Совместное действие деспотизма и свободы, просвещения и рабства — это политическая квадратура круга, загадка, разрешавшаяся у нас со времен Петра два века и доселе не разрешенная».

Складывается впечатление, что эти слова написаны совсем недавно, а ведь им уже полтора века.
Вот и выходит, что так и не нашли мы «проклятые ответы» на «проклятые вопросы» истории?!

Еще А.С. Пушкин предупреждал об опасности быть ленивым и нелюбопытным в отношении собственного прошлого. В последнее время возрос интерес читателей к историческим работам, в которых авторы пытаются с новых, более объективных позиций по возможности понять, осмыслить «неуловимый ход истории». В переломные моменты развития общества, которые ощущаются как «разрыв времен», когда рушатся устои прежнего порядка и сложившихся отношений, наверное, всякий образованный человек, вглядываясь в прошлое, стремится глубже уяснить происходящие перемены, предугадать ход событий.

Это тем более естественно, что в самой исторической науке протекает болезненный и противоречивый процесс переосмысления многих имевших место фактов и событий как в далеком, так и в относительно недавнем прошлом. Одни историки ощущают это как утрату привычного пространства проблем и способов их решения. Для других — это очищение научно-интеллектуальной мысли от догм и ограничений. Впрочем, подобное очищение от догм и задекларированная деполитизация исторической науки в последнее время обретают характер новой политизации.

Долгое время история представлялась как процесс неуклонного восхождения человечества по «лестнице прогресса». Кощунством считалось рассматривать какие-либо вероятностные сценарии истории. Фраза «что было бы, если бы…» считалась абсолютно неприемлемой для серьезного ученого. «История не знает сослагательного наклонения» — категоричность этой установки отбивала всякое желание спорить.

Сегодня, рассуждая об альтернативности (сослагательности, виртуальной истории, ретропрогнозировании), обычно имеют в виду то, что не состоялось, не сбылось. Реальная история как процесс все еще не знает сослагательного наклонения. Хотя с понятием «время» человечество до сих пор не разобралось. Большинство ученых придерживаются мнения, что время линейно и одномерно. Впрочем, при этом оговариваются: «Считается одномерным, пока не доказано обратное». Потому что, к примеру, поведение элементарных частиц не вписывается в законы с одномерным временем.

Изучение альтернативных исторических возможностей подразумевает ситуацию, когда неосуществившаяся действительность мыслится как реализация одной из альтернатив (от латинского alter — один или другой из двух — возможность или необходимость чего-то иного по отношению к данному), а возможность — как свойства существующей исторической ситуации, обусловливающие изменение этой ситуации. Именно точки выбора, «исторические развилки», историческая случайность и момент вероятности определяют значимость проблемы альтернативности исторического развития, ее связь с тематикой и разнообразными сюжетами истории.

По мнению В. Данилова, история не имеет сослагательного наклонения, если говорить о явлениях и событиях прошлого, которые состоялись.

Однако всегда есть проблема выбора конкретного способа реализации того или иного процесса, траектории, форм, путей, сроков решения задач, которые возникают перед обществом. Отказ от сослагательного наклонения в этих случаях означает автоматическое одобрение всего того, что случилось, и только потому, что оно произошло. Между тем история предоставляет людям возможности выбора путей и способов дальнейшего развития (в пределах объективных условий) и поэтому требует от историка анализа и оценки не только состоявшегося варианта, но вариантов не состоявшихся. В противном случае история приобрела бы какой-то мистический характер, а занятия ею утратили бы смысл. [Данилов В.П. Третья волна // Вопросы истории. — 1988. — № 3.]

Ныне предметом внимания все чаще становятся «бифуркационные точки» истории — те ее моменты, когда происходит выбор из нескольких альтернатив. В «бифуркационных точках» происходит изменение хода исторического развития. Оценка исхода вероятностного сценария по разным критериям — рост благосостояния, устойчивость общественной системы, уровень национального самосознания — позволяет уточнить наши знания о значении многих исторических событий. Например, восстание декабристов может быть оценено и как упущение уникального шанса на создание жизнеспособного российского конституционализма, и как преступная попытка спровоцировать смуту. Какая из этих оценок ближе к истине, можно выяснить только на основе ретропрогнозирования, рассмотрения альтернатив.

По словам писателя С. Логинова,
«приятно выбрать подходящую эпоху, подправить в ней самую малость, а потом с удовольствием лицезреть, как история меняет свое течение, рушатся прежние государства и воздвигаются новые, перекраиваются политические карты, гибнут и возвеличиваются народы. В подобные мгновения чувствуешь себя демиургом, и всякие александры македонские и чингис-ханы — лишь фишки в твоей настольной игре».
[Первый удар: сборник / Уланов А. и др. — М.: Яуза, Эксмо, 2008.]

К примеру, одна из недавних работ, посвященных этому, — «Выбирая свою историю» — попытка авторов представить довольно длинный временной пласт в виде ключевых точек, когда наша отечественная история могла пойти разными путями благодаря тому, что разные силы имели в голове разные проекты будущего. Они боролись между собой, и успех одной из сторон не был предопределен. Речь идет о сравнении стратегий реально действовавших персонажей: какое будущее они видели, за что они боролись, что из этого вышло.

Именно «многокрасочность» истории обнажает один из важнейших философских «срезов» исторического познания — проблему альтернативности истории. Трудно назвать другую историко-теоретическую концепцию, которая вызывала бы сегодня такой же напряженный интерес научной общественности, как «история неслучившегося». [Xyт Л.P. «История неслучившегося», или Проблема альтернативности исторического развития: историографический аспект // Гуманитарная мысль Юга России. — 2006. — № 1.]

Согласно известной метафоре, история напоминает «сад расходящихся троп». Многие современные представления о ходе исторического процесса предполагают не один, а несколько исходов будущего. История предстает итогом сознательных, целенаправленных усилий, а социальное действие — незавершенным процессом со множеством сценариев, реализация которых зависит не только от выбора, решительности, целеполагания, но и от случайных исторических обстоятельств. «Разветвление» исторических процессов и их ускорение ведет к социокультурному разрыву между прошлым, настоящим и будущим. А в условиях транзитивных социумов, каковым является Россия, усиливается социальная коллизия между осуждением прошлого и неприятием будущего.

В последнее время конструирование разнообразных схем альтернативной истории России (и не только России) превратилось в особый жанр художественной и научной литературы. Ему отдают дань не только писатели-фантасты, но и ученые-историки. Сказываются возросший общественный интерес к отечественной истории, а также очевидный эффект разочарования от знакомства с ее реалиями, особенно минувшего XX в., ставшего столь драматичным для России.

В какой-то мере альтернативная история — это наш «поминальный плач» по утраченным возможностям, нежелание смириться с неизбежным. Упущенные возможности не всегда заведомо лучше реально случившегося, но их выявление и анализ позволяют понять и логику произошедшего, и цену, которой оплачен пройденный путь. Именно сопоставление сбывшегося и возможного позволяет увидеть «многомерность» таких, казалось бы, всем понятных слов, как «свобода» и «власть», обретающих в устах различных исторических персонажей да и самих историков несхожие смыслы.

Особенностью нынешней ситуации в восприятии истории является то, что мы перестаем ощущать ее как нечто, бывшее в прошлом «на самом деле». Приходит понимание, что история — это, прежде всего, субъективный образ прошлого, который складывается у того или иного поколения и который меняется с приходом нового поколения, находящего в истории ответы на свои вопросы и свои проблемы.

Вместе с тем есть история как некая реальность, объясняющая человеческие коллективные действия, как социальная материя, которую мы создаем собственными руками и которая показывает, чего же мы в этой реальности хотим, как мы живем, в какую сторону движемся. И есть история как наука, представляющая собой систематическую, в форме специального института, последовательную попытку рационализировать мотивы человеческих действий в различных политических, социальных, экономических, культурных обстоятельствах.

Что совершает историк, философ, социолог, занимаясь познанием? Удовлетворяет потребность ума в интеллектуально-познавательной деятельности? Или открывает истину, необходимую для мыслительного творчества и жизнеустроения общества? :unknown:

Вопросы, на которые с ходу не ответишь.

Недаром существенной для любого исследования является проблема критериев научности знания: по каким признакам выделяются научные знания из всей сферы знаний, включающей и их ненаучные формы. Под истинностью знания понимается соответствие его познаваемому предмету — всякое знание должно быть знанием предметным, так как не может быть знания «ни о чем». В противном случае, как говорят в околонаучных кругах, — «исследуя неизвестное, получишь непонятное».

Однако истинность присуща не только научному знанию. Она может быть свойственна и донаучным, практически-обыденным знаниям, мнениям, догадкам. В гносеологии различаются «истина» и «знание». Понятие «истина» подразумевает соответствие знания действительности, достоверность его содержания безотносительно к познающему субъекту и существующего независимо от него в силу своей объективности. Понятие «знание» выражает форму признания истины, предполагающую наличие тех или иных оснований, в зависимости от достаточности которых имеются различные формы признания истины: мнение, вера, практически-обыденное знание, наконец, научное знание.

В истории народов, как и в жизни конкретного человека, бывают, как известно, периоды длительного, относительно спокойного поступательного развития в избранном направлении и пункты переломов, исторические перекрестки и развилки — чаще всего небольшие по длительности фазы смены вектора движения, периоды кризисов и катастроф, взлетов и падений.
Обострение исторического мышления нередко связано с катастрофическими этапами развития истории.

Недаром Н. Бердяев в своей работе «Смысл истории» отмечал, что исторические катастрофы и переломы, которые достигали особой остроты в известные моменты всемирной истории, всегда располагали к размышлениям в области философии истории, к попыткам, осмыслить исторический процесс, построить ту или иную философию истории. Момент философско-исторической рефлексии всегда есть следствие завершения того или иного этапа развития истории, следствие возможности абстрагироваться, дистанцироваться от него.

История философской мысли предоставляет нам достаточное количество примеров, подтверждающих этот вывод.

История — наука непростая, ибо ее многочисленные загадки и тайны напрямую связаны с уникальным статусом человека в мире и свободой его воли. Тайна истории кроется в тайне человеческой личности. Поэтому история — это причудливое сочетание закономерностей и случайностей, иррационального и рационального, переплетение Добра и Зла.
Человечество, если, конечно, оно с течением времени не мутирует или не погибнет от взрыва сверхновой звезды, когда-нибудь раскроет тайны возникновения Вселенной, жизни, разума, но тайн прошлого полностью не постигнет никогда, поскольку с течением времени это прошлое все более отдаляется от нас, «теряясь во мгле веков».

Недаром культуролог Б. Парамонов как-то обронил, что «современники всегда лучше видят и понимают события, чем последующие мемуаристы или историки».

Трудности интерпретации противоречивой и быстро меняющейся исторической конкретики столь существенны, что заставляют задуматься о невозможности адекватно и полно отразить в существующих объяснительных категориях «конечный смысл» тенденций, социальных и политических практик или феноменов. Французский историк А. Курно как-то заметил, что
«искусство объяснять, так же как и искусство обсуждать, часто не что иное, как искусство располагать трудности в ином порядке. Говорят, что смысл некоторых вещей окутан столь глубокой тьмой, что никакими усилиями человеческого разума не дано ее рассеять или уменьшить, можно только ее переместить».
В этом смысле всякая историческая концепция неизбежно структурируется как открытая и незавершенная, тем более, что история России содержит великое множество вопросов, ответ на которые возможен только через «расположение трудностей в ином порядке».
Да правит миром любовь!
Аватара пользователя
ZHAN
майор
 
Сообщения: 71867
Зарегистрирован: 13 июн 2011, 11:48
Откуда: Центр Европы
Пол: Мужчина

Об истории «неслучившегося»

Новое сообщение ZHAN » 30 июл 2021, 17:50

Историю вершат люди. Они же ее нередко искажают и фальсифицируют. Разобраться в событиях минувших лет и эпох, вникнуть в действия и характеры персонажей истории — означает понять суть исторических процессов, происходивших в те времена.

Историк Ю. Магаршак справедливо полагает, что во всех странах мира правители старались переписать историю под себя, поэтому стремились повлиять на историков, писателей и драматургов. Ложь, ставшая канонической, превратилась в часть незыблемой части культуры многих стран, а также и мировой истории. Россия в этом ряду является, возможно, первой среди равных, но далеко не единственной. Ибо в российской истории искажено так много, что иногда кажется, что нет ни одного участка ее длиной в несколько десятков лет, который историческая наука описывала бы объективно [Магаршак Ю. Зеркальное Мы //Время новостей. — № 202. — 2 ноября 2007].

Разумеется, история — это то, что произошло, свершилось, и другого не дано. Ни отменить свершившегося, ни добавить в него ничего нельзя, разве только в фантастических романах. Но почему бы не добавить немного любознательности, игры воображения и ума, и поставить вопрос, «что было бы, если…».

Если бы, например, князь Владимир выбрал не православие, а католичество, ислам или иудаизм? Ясно, что развитие государства и общества протекало бы иначе. Как развивалась бы Россия, если бы декабристы победили? Или если бы власть в стране захватил вождь крестьянско-казацкого восстания Е. Пугачев? Можно ли представить себе Россию без Великого Октября? Что было бы, если бы летом 1941 г. первым начал военные действия не Гитлер, а Сталин? Как развивались бы события, если бы в борьбе за власть после смерти Сталина верх взял Л. Берия? Или если бы вместо М. Горбачева генсеком был избран Г. Романов?

Эти и многие другие вопросы интересны тем, что требуют учета причинно-следственных связей, осмысления культурно-исторического контекста, исторической случайности, психологических факторов и обстоятельств, в конце концов, субъективного фактора.

В своей статье с броским заглавием «То, чего не было, — не забывается» В. Рыбаков делает любопытные выводы о значении альтернативной истории.
«Альтернативные истории ценны для нас тем, что они, во-первых, как нельзя лучше фиксируют уровень исторической грамотности тех или иных групп населения. Во-вторых, они с полной откровенностью демонстрируют характер и эмоциональную интенсивность отношения этих самых групп к тем или иным реальным и полуреальным или даже вполне вымышленным историческим событиям. И, наконец, в-третьих, с предельно возможной откровенностью обнажают исторические ожидания и фобии этих же самых групп. Ни один другой вид исторического и историографического творчества на такое не способен».
Сопоставление различных видов знания в идее альтернативности истории позволяет говорить о сложности познания в связи с неопределенностью, более того, вероятностью исторического процесса. Но сослагательность сослагательности рознь. Историк и философ С. Экштут пишет о контрфактическом моделировании в истории и выделяет пять уровней постижения проблемы:

1) этот уровень связан с поиском исторической альтернативы в реальном историческом пространстве, в реальном социальном времени — здесь и теперь. Это касается событий, которые не завершились;

2) событие совершилось, произошло то, что произошло. Но еще вчерашние непосредственные участники событий, сохраняющие ощущение непосредственного контакта с выбором того, что стало событием, моделируют ситуацию: а что было бы, если бы… (например, смоделируем ситуацию после победы восстания 14 декабря 1825 г.);

3) сталкиваются мнения историков, которые не были непосредственными свидетелями событий, с мнениями участников событий;

4) историк, изучивший события, пишет текст, но при этом логика исследования и логика изложения отличаются. Историк не застрахован от субъективизма и может исказить события и придать большее значение тому, что на самом деле не имело такого звучания; так рождается ирония истории. На этой стадии моделируется контрфактическое развитие событий, которое становится историографическим фактом;

5) контрфактическая версия опубликована и становится достоянием потомков, возможно, на века, на всю историю.

Добавим к этому, что нереализованные возможности полностью не исчезают, но уходят вглубь, подспудно влияют на историю, а иногда ранее не реализованный вариант развития может снова проявиться через десятки, а то и сотни лет.

Анализируя проблему выбора исторического пути, форм, сроков, методов решения тех или иных задач, которые возникают перед элитой и обществом, историк оценивает факты и события не только с точки зрения состоявшегося варианта, но и с точки зрения варианта не реализованного. Исследуя альтернативные варианты развития, историк сможет лучше разобраться во всем многообразии идей, интересов, взглядов людей минувших эпох и в результате лучше понять их мироощущение, ощутить «аромат» времени. Он сумеет увидеть, где историческими деятелями допущена ошибка, выявить ее. Возможно, это позволит в будущем не ошибаться на сходном витке исторического развития.

Проанализировав факты, сопоставив тенденции, изучив параллели — в общем, систематизировав закономерности причинно-следственной связи исторических процессов, можно с большой долей вероятности просчитать, каким образом то или иное решение, тот или иной выбор найдут воплощение в будущем.

Какие же факторы приходится учитывать при рассмотрении альтернатив в истории? :unknown:

Роль исторической личности — субъективный фактор. Это — проблема свободы исторического выбора, а следовательно, и ответственности за него. Жизнь человека в первобытном мире почти целиком была обусловлена природными условиями, и для свободного выбора оставалось мало места. По мере развития производства, усложнения социальной структуры общества, роста духовной и политической культуры альтернативность в истории неуклонно возрастает.

Приведем пример, когда, казалось бы, незначительное обстоятельство оборачивается далеко идущими последствиями.

В обстановке острой внутрипартийной борьбы, развернувшейся после смерти В.И. Ленина, таким обстоятельством стали личные качества членов высшего партийного руководства, в частности Сталина. Здесь следует искать один из важнейших истоков возвышения Сталина. Такие черты характера Сталина, как жестокость, мстительность, крайняя подозрительность, нетерпимость, позволили ему, убирая одного соперника за другим, прийти к власти. Но еще один источник победы сталинской альтернативы — это близость психологии Сталина и психологии массы: Сталин для людей того времени стал харизматическим лидером.

Цена выбора — утраченные возможности . Выбор всегда сопряжен с оценкой. Мы оцениваем, выбирая, потом оцениваем итоги выбора, пытаемся оценить и возможные результаты не осуществившейся альтернативы. Не только историк, но и обычный человек не может не давать оценок тому, что он изучает, с чем сталкивается. Он переживает, что какие-то исторические события обернулись трагически, радуется прогрессу в развитии общества. А всюду, где есть оценка, есть и представление о возможной альтернативе.

Выбор между революцией и реформой. К. Маркс называл революцию локомотивом истории, однако из этого не следует, что история не предлагает более удачных и менее болезненных средств достижения цели. Ненасильственные методы борьбы, т. е. реформы, бывают более результативными, чем революции, при этом не требуют такого количества человеческих жертв, экономических и социальных потрясений.

Проблемы нравственности: благодаря чему достигнут результат (цели, средства, методы). Говоря об альтернативах в истории, мы затрагиваем проблемы нравственности, вопросы о целях и средствах, о цене прогресса. Так, даже сегодня некоторые склонны оправдать раскрестьянивание, голод в период коллективизации, ускоренные темпы индустриализации и репрессии тем, что без этого наша страна не выстояла бы в годы войны. При таком подходе отвергается естественное предположение: без всего вышеперечисленного войны, возможно, не было бы.

Наконец, следует принимать в расчет то обстоятельство, что нереализованные возможности полностью не исчезают, но по инерции продолжают сказываться и в дальнейшем. Несомненно, история обладает колоссальной инерционностью, ее сложно «столкнуть» с одного пути на другой. В то же время неосторожное действие на вершинах исторического выбора приводит к эпохальным трагедиям, последствия которых история «зализывает» веками. А ставкой в этой игре, как и тысячелетие назад, остаются множество жизней, свобода и духовные связи людей, соотношение культур в их неудержимом соревновании между Добром и Злом, началом божественным и началом животным.

По мнению известного социолога Б. Дубина,
«каждый следующий шаг зависит от того, насколько мы поняли свои предыдущие шаги. На этом, собственно, стоит история как сила и история как наука. Имеем ли мы дело, по крайней мере, в советской и постсоветской России с такой историей? Или мы имеем дело с чем-то другим — с синдромами прошлого, с призраками прошлого, снами о прошлом, мечтами о прошлом в виде будущего, которые не подвергаются рационализации, которые в этом смысле имеют совсем другие функции, по-другому живут в обществе и по-другому умирают в нем? Как работать с пробелами, как работать с вычеркнутым, как работать с теми десятками миллионов людей, их сознанием, идеями, книгами, которые не были написаны или не были в свое время доведены до читателя и, тем не менее, составляют некую реальность? Как работать с этой очень сложной реальностью культурного, символического, воображаемого порядка?»
Вызов современности, полагает, в свою очередь, историк А. Балод, это вызов практического использования истории. Существуют две противоположные точки зрения по этому поводу. Сторонники одной из них утверждают, что история не способна ничему научить. Английский историк Дж. П. Тэйлор пишет:
«Единственный урок, который можно извлечь, исследуя прошлое, — это бессвязный и непредсказуемый характер человеческой деятельности: история представляет собой цепь случайностей и ошибок».
Историки-традиционалисты уверены, что историческая наука должна дистанцироваться от злободневности. Одержимость современными проблемами — не для историка, потому что она снижает научную ценность его работ и, напротив, повышает вероятность того, что он из объективного наблюдателя превратится в рупор интересов одной из противоборствующих политических сил.

Сторонники второй точки зрения убеждены в практической значимости науки. История — не отвлеченная дисциплина, ее выводы содержат прямые уроки для всех, кто может и желает учиться. Прошлое и настоящее — это не абстрактные понятия. Гораздо важнее решить конкретные проблемы, стоящие перед обществом.

В историческом прошлом каждый из нас ищет опору и оправдание для настоящего. Недаром психологи советуют: если не можете изменить ситуацию, измените свое отношение к ней.

Россия — это извечное противостояние Власти и Бунта, государственного порядка и перманентной революционности, государственности и свободы, Востока и Запада. Наверное, отсюда постоянное ощущение «ненормальности». Мы вышли из «ненормального» Советского Союза, прошли через «ненормальные» реформы «лихих 90-х» и продолжаем ныне существовать в «ненормальной» стране. У нас исторически сложилась культура, в основе которой сожаление об упущенных возможностях, а не удовлетворение уже достигнутым. Культурно-психологический шок, переживаемый при столкновении с изменившейся социальной реальностью, еще более остро манифестирует ощущение утраты привычного пространства ценностей. Сдвиг произойдет, когда в массовом сознании укоренится идея успешности.

Сегодня почти каждому из нас не нравится время, в котором мы живем. Кажется, что большего беспредела и бесправия, чем ныне, в российской истории не было. Но ведь и многие наши предшественники имели похожие суждения на этот счет о своем времени. У Некрасова можно вычитать такие слова:
«бывали хуже времена, но не было подлей».
Это сказано им о 60-х гг. XIX в., времени начала великих реформ после отмены крепостного права, которые ныне оцениваются как период преображения России, вступления на путь ускоренной модернизации. Наверное, таков характер нашей повседневной психологии.
«Мы томимся в ожидании лучших времен, живем надеждами на грядущие свершения, полагаем, что нежданно сбудутся наши самые фантастические чаяния, а на деле оказывается, что мы в этих мечтаниях как-то проглядели свои лучшие дни, они нами уже прожиты и давно остались далеко позади, не внеся ничего существенного в наше бытие».
[Солонин Ю.Н., Аркан Ю.Л. Пути России: замечания, полемика и попытка оценки//Перспективы человека в глобализирующемся мире / Под ред. Парцвания В.В. — СПб.: Санкт-Петербургское философское общество, 2003.]

Пожалуй, самая примечательная черта нашей общественной психологии сказывается в том, что в ней одновременно уживаются ностальгия по прошлому с верой, что в будущем все как-то образуется и все обратится к лучшему, стоит только подождать. А прошлое хорошо тем, что оно, кажется нам, бессильно причинить вред, оно не опасно, и мы можем распорядиться им, не боясь возмездия. И прошлое нам нужно лишь как оправдательный вердикт или как обвинительный приговор.

Поэт Новалис писал:
«Прошлое — это тот период времени, о котором мы думаем, что знаем все, но ничего не можем в нем изменить. Будущее — это тот период времени, о котором мы ничего не знаем, но считаем, что сможем там что-то сделать. Настоящее — это прошлое, плавно перетекающее в будущее».
Историю всегда создают победители. Она пишется по заказу власти и потому в большей мере ориентируется на ее нужды. Дореволюционная версия истории создавалась в виде истории царей и их деяний. Так же конструировалась история Советского Союза — как история достижений коммунистической партии. При этом центральными фигурами на исторической арене были бунтовщики и революционеры. Сейчас происходит изменение настроений в обществе, когда «комплекс неполноценности», вызванный общей необустроенностью и нарастающим отставанием страны уже не только от Запада, но и от многих государств Востока, причудливо переплетается с имперскими амбициями.

История должна быть такая, какой можно гордиться! — говорит сегодня власть. При этом как-то забывается, что главный ресурс развития в современном мире — свобода и человеческое достоинство.

«История не меняется — меняется то, что мы хотим в ней увидеть», — говорил Вольтер. Каждый оценивает время, в котором он живет, по-своему. Недаром после смерти Максима Горького ироничный Карл Радек предложил переименовать тогдашнюю эпоху в «максимально горькую». Как известно, он плохо закончил.

И тем не менее — могло ли все быть иначе? :unknown:
Да правит миром любовь!
Аватара пользователя
ZHAN
майор
 
Сообщения: 71867
Зарегистрирован: 13 июн 2011, 11:48
Откуда: Центр Европы
Пол: Мужчина

Варяг Рюрик: миф, ставший реальностью?

Новое сообщение ZHAN » 31 июл 2021, 12:08

Мифы являются эффективным инструментом конструирования реальности
А. Цуладзе

Пожалуй, первая развилка, своеобразная «точка бифуркации» в отечественной истории — это призвание князя Рюрика. Что было бы, если бы славяне и угро-финны его не пригласили? Или пригласили кого-то другого? Насколько бы изменилась наша дальнейшая история? :unknown:

Однако эта историческая «развилка» вызывает больше всего вопросов, поскольку очень уж далеко отстоит ст нашего времени и мало обеспечена историческими источниками, многие из которых, к тому же, вызывают серьезные сомнения в их подлинности и объективности.

«Диспут» в Академии наук

Итак, все учебники начинают нашу родную историю с почти легендарного события. Под 6370 (862) годом в «Повести временных лет» (далее будем ее обозначать как ПВЛ) сообщается о том, как среди племен новгородских словен, чуди, мери, веси и кривичей, незадолго до того прекративших платить дань варягам «из заморья», началась усобица. В результате ее участники решили найти себе князя, который бы ими «володел и судил по праву». По их просьбе на Русь пришли три брата-варяга: Рюрик, Синеус и Трувор. Рюрик начал княжить в Новгороде, Синеус — на Белоозере, а Трувор — в Ладоге. Отсюда все и началось.

«Было это в 862 году, — пишет современный историк С. Кравченко. — Тогда, ровно за тысячу лет до отмены крепостного права, славяне попали в первое свое, добровольное, рабство. Теперь за них думали на чужом языке. Теперь ими владели».[Кравченко С. Кривая империя. Правдивый курс истории государства Российского. — М.: Яуза, Эксмо, 2007.]

«Норманнский вопрос», «варяжский вопрос», «норманнская проблема», «норманнская теория», «норманисты», «антинорманисты». Что скрывается за этими понятиями? О чем на протяжении уже двух с половиной столетий ожесточенно спорят историки? :unknown:

Однозначного ответа на эти вопросы нет и быть не может, поскольку все указанные выше понятия относятся не только к области науки, но густо замешаны на политике, эмоциях, ложно понимаемом патриотизме.

Возникший в XVIII в. в Петербургской Академии наук, куда были приглашены для работы немцы Готлиб Зигфрид Байер (1694–1738), Герард Фридрих Миллер (1705–1783) Август Людвиг Шлецер (1735–1809), варяжский вопрос (норманнская теория) на всех этапах своего существования оказался связан с острыми политическими и национальными проблемами.

Стоит напомнить читателю, что основателями и первыми членами Петербургской академии наук были иностранцы. В том числе и такие известные ученые, как Леонард Эйлер, братья Иоганн и Даниил Бернулли. Немецкий язык был рабочим языком Академии наук. Основали Академию в 1725 г., а первый русский академик — Михаил Ломоносов — появился только в 1745-м, через двадцать лет. Так выходцы из иных земель создавали российскую науку и российскую Академию. И надо воздать им за это должное. Другое дело, что были среди них и такие, что свысока или высокомерно-снисходительно относились к «русским аборигенам».

Основоположником норманнской теории считается Байер. За двенадцать лет своего пребывания в России (с 1726 г.) он написал шесть книг и более трех десятков статей на разнообразные темы, в том числе по истории России. Особая судьба выпала на долю его статьи «De Varagis» («О варягах»), опубликованной в 1735 г. на латинском языке в «Комментариях Академии наук». Именно на нее уже несколько столетий смотрят как на давшую жизнь норманнской концепции образования Древнерусского государства. Вместе с тем исследователи в массе своей также связывают с Байером «главные доказательства норманнского происхождения варягов», выведенные, как они уточняют, «преимущественно по византийским и скандинавским источникам».

Настоящие страсти в Академии разгорелись в 1749 г., когда другой историк-немец Миллер должен был выступить на торжественном заседании с речью «О происхождении народа и имени российского». Речь предварительно рассматривалась комиссией Академии наук. Ее председатель В.К. Тредиаковский, известный поэт и ученый, высказался «за», отметив, однако, что сама «материя спорна». М.В. Ломоносов резко выступил против главного содержания речи Миллера, сочтя ее «ночи подобной». Почти все члены комиссии согласились с этой оценкой. Речь не только запретили произносить, но даже решили отобрать у Миллера текст. Тот пожаловался на необъективность, и тогда президент Академии распорядился рассмотреть работу на Генеральном собрании. Рассмотрение длилось шесть месяцев и закончилось тем, что труд Миллера постановили уничтожить. Такие вот «диспуты» имели место в тогдашней Академии наук.

Ломоносов в число врагов Отечества записал и Байера, поскольку тот посчитал не достоверными свидетельства ПВЛ о пребывании апостола Андрея Первозванного у славян. Услышав такое, наш энциклопедист пришел в полное негодование:
«Менее всего можно стерпеть то, что Байер в бредовом состоянии опрокинул основание, на котором Петр Великий установил орден святого Апостола Андрея: он открыто утверждает, что святой Андрей не проповедовал Евангелие в России. Жаль, что в то время не было никого, кто мог бы поднести к носу Байера химический порошок для приведения его в чувство».
Известный историк М. Тихомиров появление норманнской теории в России в 30-х гг. XVIII в. объяснял тем, что она
«выполняла заказ правительства Бирона, поскольку… стремилась исторически объяснить и оправдать засилие иноземных фаворитов при дворе Анны Ивановны», «служила сугубо политическим целям».
А вот взгляд М. Алпатова на возникновение норманнской теории:
«Тени двух соотечественников — Рюрика и Карла XII — витали над теми, на чьих глазах рождался этот вопрос. Полтавская виктория сокрушила амбиции завоевателей времен Карла XII, норманнская теория, возводившая русскую государственность к Рюрику, наносила удар по амбициям русских с исторического фланга. Это был идейный реванш за Полтаву. Покрытый пылью веков древний сказ о варягах обрел новую жизнь, стал острейшим современным сюжетом… Варяжский вопрос, следовательно, родился не в Киеве в летописные времена, а в Петербурге в XVIII веке. Он возник как антирусское явление и возник не в сфере науки, а в области политики. Человеком, который произвел первый «выстрел» в этой баталии, был Байер».
В науке стало аксиомой, что создатели норманизма — это высокомерные, самодовольные немцы, свысока смотревшие на все русское, «культуртрегеры», приехавшие «в медвежью Россию приобщать ее к европейской культуре». А норманнскую теорию исследователи характеризовали не иначе, как «лженаучная» и «реакционная», «антинаучная» и «клеветническая», «порочная» и «политически спекулятивная», как «враждебная русскому народу».

Вот таким бурным оказалось начало отечественной историографии. :)
Да правит миром любовь!
Аватара пользователя
ZHAN
майор
 
Сообщения: 71867
Зарегистрирован: 13 июн 2011, 11:48
Откуда: Центр Европы
Пол: Мужчина

Летописные данные

Новое сообщение ZHAN » 01 авг 2021, 22:22

Обратимся к летописным данным. Официальное летописание на Руси началось в XV в. Этот всеми признанный факт означает лишь одно: мы не имеем надежных источников по истории России раннего периода. В летописях приказных дьяков никаких упоминаний о «древних рукописях» нет.

Между тем считается, что первые летописи по образцу византийских хронографов были созданы в XI в., а к концу XVII на смену рукописным творениям пришли печатные книги. За эти шесть столетий были созданы тысячи и тысячи летописных списков, но подавляющее их большинство — это рукописное воспроизводство одних и тех же первоисточников. Самыми старыми из сохранившихся считаются следующие летописи: Синодальный список Новгородской первой летописи (XIII–XIV вв.), Лаврентьевская (1377 г.), Ипатьевская (XV в.), Радзивилловская (XV в.) летописи.

Оригинальные летописи названы по именам создателей, издателей или владельцев, а также по месту написания или первоначального хранения. К примеру, три самые известные летописи: Лаврентьевская, Ипатьевская и Радзивилловская — названы так: первая по имени переписчика, суздальского монаха Лаврентия; вторая по месту хранения, костромского Ипатьевского монастыря; третья — по имени первого известного владельца, литовского великокняжеского рода Радзивиллов.

Впрочем, с этим дело также обстоит не просто. Ряд историков подвергает серьезному сомнению подлинность всех этих трех летописей. К примеру, Радзивилловская летопись относится к XV в., однако стала известна лишь в 1713 г. Недаром Г. Носовский и А. Фоменко полагают, что все известные нам сегодня списки ПВЛ были написаны в одно и то же время (конец XVII–XVIII в.) и в одном и том же месте. А вот мнение Б. Рыбакова:
«Чья-то рука изъяла из ПВЛ самые интересные страницы и заменила их новгородской легендой о призвании князей-варягов».
[Рыбаков Б.А. Киевская Русь и русские княжества XII–XIII веков — М.: Наука, 1982.]

Но вернемся к ПВЛ, в которой сообщается:
«Изгнаша варяги за море, и не даша им дани, и почаша сами в собе володети, и не бе в них правды, и въста род на род, и быша в них усобице, и воевати почаша сами на ся. И реша сами в себе: «Поищем собе князя, иже бы володел нами и судил по праву». И идоша за море къ варягам, к руси. Сице бо ся зваху тьи варязи русь, яко се друзии зъвутся свие, друзии же урмане, анъгляне, друзии гьте, тако и си. Реша русь, чюдь, словени и кривичи и вси: «Земля наша велика и обильна, а наряда в ней нет. Да пойдете княжит и володети нами». И изъбрашася 3 братья с роды своими, пояша по собе всю русь, и придоша; старший, Рюрик, седе Новегороде, а другий, Синеус, на Беле-озере, а третий Изборьсте, Трувор. И от тех варяг прозвася Руская земля».
Итак, среди племен новгородских словен, чуди, мери, веси, незадолго до этого прекративших платить дань варягам «из заморья», началась усобица. Закончилась она тем, что ее участники решили найти себе князя, который бы ими «володел и судил по праву». По их просьбе на Русь пришли три брата-варяга: Рюрик, Трувор и Синеус. Рюрик начал княжить в Новгороде, Синеус — на Белоозере, а Трувор — в Ладоге. Так летописная традиция увязала начало Руси с призванием варягов.

«Историю о призвании варягов проверить невозможно! — пишет С. Баймухаметов. — Ни в европейских, ни в арабских, ни в еврейских источниках нет упоминаний об этом событии. Варяжская страница в «Повести временных лет» подобна стене несокрушимой — ни обойти ее и не объехать. Нет больше исторических свидетельств!»

Но откуда пришли и кем были по происхождению эти варяги, давшие якобы начало русской государственности? В историографии они успели побывать и шведами, и датчанами, и скандинавами в целом; одни авторы считали варягов норманнами, другие, наоборот, — славянами.

Для древнего летописца происхождение варягов, похоже, было очевидно. Он помещал их земли на южно-балтийском побережье вплоть «до земли аглянской», т. е. до области Ангельн в Гольштейне. Сегодня это северно-германская земля Мекленбург, население которой в древности вовсе не было германским. Каким оно было — об этом говорят сохранившиеся по сей день названия населенных пунктов — Варин, Руссов, Рерик и др.

По мере усовершенствования методов обработки источников удается выявлять новую содержащуюся в них информацию. Со времени А. Шахматова легенда о призвании варягов считается «книжной конструкцией», плодом тенденциозного сочинительства одного из составителей или редакторов ПВЛ. Это мнение в принципе верно: любая письменная фиксация текста есть книжная конструкция, результат осмысления автором исходного материала в соответствии с некоторыми принципами. Поэтому дошедший до нас текст легенды подлежит рассмотрению с учетом книжного, «ученого» характера ПВЛ как цельного произведения начала XII в.

После работ Шахматова, настаивавшего на том, что легенда о призвании варягов — позднейшая вставка в летопись, полная домыслов, некоторые исследователи отказались видеть в тексте отражение каких бы то ни было реальных фактов. Другие историки с этим не согласны. М. Покровский полагал, например, что «всего безопаснее» придерживаться текста летописи. В результате легенда превратилась в исторически достоверное известие. Исследование процессов формирования в IX–X вв. так называемой северной конфедерации племен и русско-скандинавских отношений позволило ряду историков (В. Пашуто, В. Янин и др.) предположить существование исторического ядра легенды и признать достоверным приглашение князей и скандинавское происхождение династии Рюриковичей. На основе археологических материалов А. Кирпичников пришел к убеждению об истинности ладожского варианта легенды (Ипатьевская летопись).

Историки А. Кирпичников, И. Дубов, Г. Лебедев в призвании Рюрика видят продуманную акцию, позволявшую урегулировать отношения в масштабах всей Балтики, а самого Рюрика отождествляют с мелким датским конунгом Рериком Ютландским.

В свою очередь, А.Н. Сахаров говорит:
«Текст предельно ясен: для прекращения раздоров, междоусобиц соперничавшие политические структуры приглашали нейтрального правителя, который бы установил «наряд», т. е. власть (а не порядок, как почему-то трактуют это понятие), и судил бы по справедливости. Летописец не только рассказал о факте «призвания варягов», которое сегодня историческая наука признает соответствующим политическим реалиям того времени, но и точно определил, кто такие были варяги Рюрика, откуда они явились, в каком отношении к восточным славянам они находились. Он отмечает, что варяги живут «за морем», что они зовутся «русь», причем летописец — осведомленный и внимательный автор — подчеркивает их этническое отличие от шведов, норманнов, англов, готландцев».
[Сахаров А. Рюрик и судьбы российской государственности // Российская газета. — 2002. — 27 сентября.]

В историографии существуют три подхода к известиям летописи о призвании варягов. Одни исследователи считают их в основе своей исторически достоверными. Другие — полностью отрицают возможность видеть в этих известиях отражение реальных фактов, полагая, что летописный рассказ есть легенда, сочиненная много позже описываемых в ней событий в пылу идеологических и политических страстей, волновавших древнерусское общество конца XI — начала XII в. Третьи, наконец, улавливают в «предании о Рюрике» отголоски действительных происшествий, но отнюдь не тех, что поведаны летописцем. Кроме того, они говорят и об использовании этого предания в идейно-политической борьбе на грани XI и XII столетий.

Австриец Герберштейн, будучи советником посла в Московском государстве в 1-й половине XVI в., одним из первых европейцев ознакомился с русскими летописями и высказал свое мнение о происхождении варягов и Рюрика. Связывая название варягов со славянским прибалтийским народом вагров, Герберштейн приходит к выводу, что
«русские вызвали своих князей скорее от вагров, или варягов, чем вручили власть иностранцам, разнящимся с ними верою, обычаями и языком».
Скандинавы и немцы называли вагров и всех поморских славян вендами. В синхронных источниках отсутствуют сведения о связи поморских славян с варягами, хотя во 2-й половине X в. отмечены морские походы вендов на соседей.

Ломоносов выводил Рюрика с варягами из прусских земель, опираясь на топонимы и поздние летописи, которые заместили лексему «варяги» псевдоэтнонимом «немцы». Славянское происхождение Рюрика Ломоносов априори принимал как непреложный факт:
«варяги и Рурик с родом своим, пришедшие в Новгород, были колена славенского, говорили языком славенским, происходили из древних россов и были отнюдь не из Скандинавии, но жили на восточно-южных берегах Варяжского моря, между реками Вислою и Двиною… имени Русь в Скандинавии и на северных берегах Варяжского моря нигде не слыхано… И само название пруссы или поруссы показывает, что пруссы жили по руссах или подле руссов».
С. Парамонов (Лесной) в своей работе «Откуда ты, Русь?» подробно обосновывает, что варяги, явившиеся на Русь (которая еще так не называлась), были по национальности славянами и приглашены в Новгород потому, что мужская линия древней славянской династии угасла.

А вот точка зрения А.Н. Сахарова, который полагает, что норманизм яростно и агрессивно отстаивается в основном небольшой группой филологов, работавших долгие годы со шведскими, норвежскими, немецкими, исландскими, восточными источниками и сделавших эти источники по существу наиболее важными свидетельствами по истории древних славян. Слабо разбирающиеся в русских источниках, в первую очередь в летописных текстах, не знающие древнерусского языка, замалчивающие работы, в которых утверждается славянское происхождение Рюрика и его соратников, они требуют вывести антинорманизм вообще за рамки науки, приклеивают своим оппонентам, всем, кто покушается на эту монополию, ярлыки псевдопатриотов, шовинистов и даже сталинистов. Российские и зарубежные ученые многократно отмечали широкое доминирование славянского этнического элемента на обширных пространствах Восточной Европы от южного берега Балтики до Подунавья, Карпат и Балканского полуострова. На этих пространствах сравнительно рано, намного раньше, чем в Скандинавии, возникли первые государственные образования. Среди них важную цивилизационную роль играли государственные конгломераты, созданные южнобалтийскими поморскими славянами — лютичами, ободритами, руянами, ваграми, ранами, которые имели сложившуюся государственную, княжескую власть, дружинный строй, высокоразвитое для того времени хозяйство, стройные религиозные представления.

Повсюду в Восточной Европе на этих обширных пространствах существовали этнонимы «русь», «русины», «рутены», «русы», «руги» и другие близкие им, которыми характеризовались различные славянские племена, племенные конфедерации и славянские государственные образования, часть их была географически связана с южнобалтийским Поморьем. Но этих этнонимов, как и этнонима «русь», не знает Скандинавия. При определении этнической принадлежности Рюрика и варягов следует иметь в виду и постоянные миграционные процессы славянского элемента как из Южной Европы в Поднепровье, что также отмечено в наших летописях, так и из Южной Прибалтики на Восток, особенно под натиском немецкой агрессии. Варяги-русь — это славянский государственный анклав на южном берегу Балтики. В Скандинавии в то время не было таких государственных образований, тем более способных существовать более сотни лет.
Да правит миром любовь!
Аватара пользователя
ZHAN
майор
 
Сообщения: 71867
Зарегистрирован: 13 июн 2011, 11:48
Откуда: Центр Европы
Пол: Мужчина

Было ли призвание варягов?

Новое сообщение ZHAN » 02 авг 2021, 20:50

Так было ли призвание варяга Рюрика, столь явно изменившее, по мнению некоторых историков, пути дальнейшего развития Руси? :unknown:

Судя по всему, вставка о призвании появилась в ПВЛ позднее и служила определенным политическим и идеологическим целям. Древнерусская летописная традиция «норманизма» не знала. Кроме сомнительного единственного места в летописи о призвании Рюрика на княжение, ничего больше нет. К тому же аналогичные предания, связанные с зарождением государственных институтов, есть и у других народов.

Государственность у славян начала складываться задолго до IX в., к которому относятся походы норманнов в Восточную Европу. А.Н. Сахаров свидетельствует, что к IX в. относится несколько исторически четких упоминаний о наличии на Руси государственных образований. Это нападение русских войск на Византию в начале IX в., посольство Руси в Византию и Франкское государство в 838–839 гг. Однако наиболее впечатляющим фактом русской, восточнославянской государственности стало нападение войска русов-славян в 860 г. на столицу Византии, заключение договора «мира и любви» между Византией и Русью, официальное признание тем самым Руси Византийской империей.

Это было за два года до «призвания варягов». Власть Рюрика, его братьев и их «родов» наложилась на уже существующие государственные тенденции и традиции восточнославянских земель.

Возникновение легенды о призвании князей Б. Рыбаков связывал с историей Великого Новгорода:
«Стремление новгородцев в XI–XII вв. обособиться от власти киевских князей, широкие торговые связи Новгорода со Скандинавией, использование новгородскими князьями в борьбе с Киевом наемных варяжских отрядов (Владимир и Ярослав в начале их деятельности) — все это в сочетании с тенденцией избирать себе князя и породило в новгородском летописании XI–XII вв. вымыслы о призвании варяжских князей и затем отождествление варягов с русью».
Впоследствии Сильвестр, оправдывая призвание Мономаха в Киев, воспользовался новгородской летописью и внес ее рассказ в отредактированную им Повесть временных лет. Рыбаков полагает, что к тому моменту, когда на Севере славянского мира появились варяги, в Среднем Поднепровье уже сложилась Киевская Русь.
«Варяги-пришельцы не овладевали русскими городами, а ставили свои укрепленные лагеря рядом с ними».
[Рыбаков Б.А. Киевская Русь и русские княжества XII–XIII веков — М.: Наука, 1982.]

Стоит также отметить, что варяги, которых норманисты считают скандинавами и, тем самым, «иноплеменниками» по отношению к славянам, почему-то не оставили на Руси никаких следов в языке, обычаях, верованиях, архитектуре, судостроении, быте, ремеслах и т. п.

Свейских (скандинавских) слов в русском языке не более десятка.

Рюрик упоминается в нескольких славянских средневековых памятниках литературы и в одном скандинавско-немецком как вождь славян или как связанный узами с Восточными славянскими землями.
Да правит миром любовь!
Аватара пользователя
ZHAN
майор
 
Сообщения: 71867
Зарегистрирован: 13 июн 2011, 11:48
Откуда: Центр Европы
Пол: Мужчина

Что же в итоге?

Новое сообщение ZHAN » 03 авг 2021, 13:15

Можно согласиться с известным историком И. Фрояновым, что сказание о призвании варягов предстает перед нами и в идейном и в конкретно-историческом плане как сложное и многослойное произведение, создававшееся на протяжении довольно длительного времени, заключающее в себе отголоски различных эпох восточнославянской и древнерусской истории. В этом оно родственно памятникам устного народного творчества, например былинам. Вот почему полностью отрицать причастность Сказания к фольклорной традиции и утверждать сугубо литературное его происхождение нет достаточных оснований. Но соотношение в нем фольклорного и литературного начал должно стать предметом специального исследования.

Недаром Д. Лихачев в свое время говорил о ПВЛ как о блестящем литературном произведении, в котором исторические сведения или преображены творческим воображением автора, как, например, легенда о призвании варягов, или подменены вставными фрагментами.

Е. Мельникова и В. Петрухин обращают внимание на следующее обстоятельство. Вопрос о происхождении государства (династии) стоит во главе угла любой раннесредневековой «истории народа», т. е. историографического сочинения, представляющего судьбу какого-либо народа от его «возникновения» до времени хрониста. Все они в той или иной форме содержат династическую легенду. Получив в наследство вместе с христианскими воззрениями всемирную (библейскую) историю, каждое приобщавшееся к европейской цивилизации общество стремилось определить свое и своего государства место в мировом пространстве и во всемирно-историческом ряду. Первое достигалось прежде всего путем переработки библейской легенды о заселении трех частей ойкумены потомками Сима (Азия), Хама (Африка) и Иафета (Европа), которая пополнялась наименованиями «новых» народов.

ПВЛ, как и многие другие европейские историографические сочинения, открывается перечислением земель, заселенных потомками Ноя. Вторая, собственно историографическая, задача решалась несравненно сложнее. Закладывая основы национальной историографической традиции, составитель ПВЛ, подобно Григорию Турскому, Бэде Достопочтенному, Снорри Стурлусону, имел перед собой два принципиально различных типа источников: с одной стороны, Библию и всемирные истории, основанные на ней (Павла Орозия, например, для Запада, Григория Амартола — для Руси), с другой — местные исторические предания. Народная историческая память воплощалась в мифе и эпосе.

Объединяя оба источника, русский летописец, как и западноевропейский хронист, совершал переход от фольклора к истории, или, точнее, от эпической истории (квазиистории) к историографии. Этот переход — закономерный этап в развитии исторического сознания и самосознания народов, отразившийся в большом числе текстов, условно именуемых раннеисторическими описаниями, и составляющий суть начального русского летописания. Включение варяжской легенды в собственно историческое время подчеркивается и тем, что она помещена в датированной части летописи (под 862 г.), в отличие от легенды о Кие, не датированной и примыкающей к космографическому введению. Таким образом, порубежным событием, соединяющим миф и историю, в соответствии с задачами раннеисторического описания, становится происхождение действительно правившей во времена хрониста династии, а герой мифоэпической традиции предстает как ее основатель. Обстоятельства же основания династии оказываются звеном, связующим мифоэпическую и историческую традиции.

Однако даже наличие «исторического ядра» не означает, что легенда адекватно передает реальные события, является своего рода документальной записью происходившего.

Известно, что реальные исторические события и трактовка исторических событий государством несколько отличаются в силу идеологических задач, стоящих перед государством: укрепление государственной власти, обоснование существующей политической системы, воспитание подрастающего поколения и т. д. Советское государство создавало собственную официальную идеологию и официальную историю, которая вполне может трактоваться как миф, так как отвечает практическим целям и претендует на собственную интерпретацию окружающей действительности.
«Революционный миф — плод воображения и воли, который имеет те же корни, что и любая религия, поддерживающая определенный моральный тонус и жизнестойкость масс».
Таким образом, в политическом мифе трансформировалась история в соответствии со значимыми социальными и политическими задачами. Затем происходит освоение политического мифа культурой определенной эпохи, что приводит к возникновению художественного воплощения мифа, как средства воздействия на общественное сознание. Появляются типические герои, образы реальных исторических лиц идеализируются, приближаются к некоторому «героическому» типу. В качестве мифологических героев в этом случае выступают знаковые фигуры в истории государства, важные для государственной истории и идеологии.

Вся наша славная и бурная, величественная и драматическая история свидетельствует, что миф о призвании варяга Рюрика превратился в реальность. В обыденном представлении миф — это сказка, предание, вымысел. Каждый из нас считает себя рациональным существом и вряд ли согласится с тем, что миф способен определять наши мысли и наше поведение. И все же по большому счету миф многое определяет. Миф, как гармонизирующее начало, содержащее вечные и неизменные ценности, становится некой опорой в зыбком, изменчивом мире. Происходит ремифологизация «призвания Рюрика».

Миф о Рюрике выполнил предначертанную ему историческую миссию. Князь Рюрик превратился в символ. «Мы — Рюриковичи», — заносчиво говорили бояре, свысока поглядывая на «худородных» дворян. Миф о династии Рюриковичей определил нашу историю, менталитет, историческое самосознание, политико-правовую направленность на много столетий.
Да правит миром любовь!
Аватара пользователя
ZHAN
майор
 
Сообщения: 71867
Зарегистрирован: 13 июн 2011, 11:48
Откуда: Центр Европы
Пол: Мужчина

Re: Альтернативы в истории России

Новое сообщение konde » 03 авг 2021, 15:30

Князь Владимир выбрал тот культ на который ему как федерату метрополии древней державы центральная власть и указала, то же течение Христианства что и в Понте откуда и правили Готы, остальное все говорунство. Почему не признавать что Киевская Русь была лишь малюсенькой стороной метрополии империи которая включала две части, две головы символики ведь не от воображения Романовых и прочего тогда бедного великого княжества Московского? Почему при обсуждении таких вот тем не затрагивается финансовая сторона их без которой событие быть не могло?
Аватара пользователя
konde
сержант
 
Сообщения: 708
Зарегистрирован: 07 май 2012, 11:48
Пол: Мужчина

Как язычник князь Владимир стал святым: выбор веры

Новое сообщение ZHAN » 04 авг 2021, 17:21

Вопрос о смысле бытия пронизывает собой всю историю человеческого сообщества. Люди всегда стремились найти смысл жизни, понять тайну своего существования, обрести собственное место во Вселенной. В гонке за смыслом жизни одни обращались к искусству, другие — к творчеству, третьи — к философии, почти все — к религии. История культуры свидетельствует, что глубинные стороны жизни человека и общества были исходным материалом для религиозной интерпретации жизни.

Принятие Русью православия — одно из важнейших исторических событий, определившее на многие века ее культурно-цивилизационную матрицу и духовную жизнь. Поэтому вопрос о том, могло ли быть иначе, могла ли Русь принять какую-либо иную религию, всегда вызывал самый живой интерес.

Принятие христианства в качестве официальной государственной религии Руси именно на рубеже 980–990-х гг. не являлось исторически предопределенным, неизбежным, полагает, к примеру, М. Васильев. Не вызывает сомнений и тот факт, что выбор конкретного момента для введения христианства и из Византии был продиктован исключительно благоприятной внешнеполитической конъюнктурой в отношениях Руси с «империей ромеев», которой максимально воспользовался князь Владимир Святославич. Поэтому, считает Васильев, постановка альтернатив вполне правомерна.

В исторической литературе принято рассматривать четыре возможные религиозные альтернативы (ислам, иудаизм, христианство западноримского и греко-православного обрядов), среди которых правящие верхи Древней Руси могли выбирать государственную монотеистическую религию, которая должна была прийти на смену язычеству.
Да правит миром любовь!
Аватара пользователя
ZHAN
майор
 
Сообщения: 71867
Зарегистрирован: 13 июн 2011, 11:48
Откуда: Центр Европы
Пол: Мужчина

Предание о выборе князя Владимира

Новое сообщение ZHAN » 05 авг 2021, 12:18

Обращаемся к ПВЛ, где под 986 г. говорится о приходе к князю Владимиру представителей различных религий.
Изображение
«Пришли болгары магометанской веры: уверуй в закон наш и поклонись Магомету. Спросил Владимир: какова же вера ваша? Они же ответили: веруем Богу, и учит нас Магомет так: совершать обрезание, не есть свинины, не пить вина, зато по смерти, говорит, можно творить блуд с женами. Даст Магомет каждому по 70 красивых жен и изберет одну из них красивейшую и возложит на нее красоту всех. Здесь же можно невозбранно предаваться блуду. Здесь же кто беден был, тот будет беден и там. И много другой лжи говорили…

Владимир же слушал их, так как и сам любил блуд и жен. Но вот что было ему не любо: обрезание, воздержание от свиного мяса и питья. И сказал: Руси есть веселие пить и не можем без того быть.

Пришли иноземцы из Рима и обратились к Владимиру: земля твоя такая же, как и наша, а вера наша не похожа на твою. Вера наша — свет, кланяемся Богу, сотворившему все, а ваши боги — просто дерево. Заповедь наша: пост по силе, если кто пьет или ест, то все это во славу Божию.

Сказал же Владимир немцам: идите, откуда пришли, ибо и отцы наши не приняли этого.

Услышав об этом, пришли хазарские евреи и сказали: слышали мы, что приходили болгары и христиане, уча тебя каждый своей вере. Христиане же веруют в того, кого мы распяли, а мы веруем в единого Бога Авраама, Исаака и Иакова. Наш закон: обрезываться, не есть свинины и заячины, соблюдать закон.

Где же земля ваша?

Ответили: в Иерусалиме… но разгневался Бог и отдал землю нашу христианам.

Сказал Владимир: если бы Бог любил вас и закон ваш, то не были бы рассеяны по чужим землям, или и нам того же хотите?

Затем прислали греки к Владимиру философа со следующими словами: слышали мы, что приходили болгары; прокляты они, уподобились жителям Содома и Гоморры, и этих ожидает день погибели, …ибо, подмывшись, вливают эту воду в рот, мажут ею по бороде и поминают Магомета, так же и жены творят даже большее.

Плюнул Владимир и сказал: нечистое это дело.

Сказал философ о латинянах: вера их от нас отличается: служат на облатках, чего от Бога не было заповедано.

Сказал же Владимир: пришли ко мне евреи и сказали, что немцы и греки веруют в того, кого они распяли.

Философ сказал: да, как было проповедано пророками, что воплотится Он, будет распят и воскреснет. Они же не покаялись, и послал Бог на них римлян, которые их разбили.

Владимир: зачем же сошел Бог на землю и принял такое страдание.

Философ: скажу тебе по порядку с самого начала.

Владимир: рад послушать.

Философ: в первый день сотворил Бог небо и землю, во второй день твердь — видимое небо посреди воды…

Спросил же Владимир: сбылось ли все это или только теперь сбудется?

Философ: все это сбылось, когда воплотился Бог…

Владимир: зачем родился он от жены, крестился водой и был распят.

Философ: вот зачем… рассказал о грехопадении, искуплении, затронул вопрос о вечных мучениях. И сказав это, философ показал Владимиру картину, на котором написано было судилище Господне: направо указал ему на праведных, идущих в рай, налево указал на грешников, идущих на мучение. Сказал: если хочешь справа с праведниками встать, то крестись.

Владимир же желал разузнать о всех верах и сказал: подожду еще немного. И одарил философа и отпустил его».
Итак, летописец повествует, что к Владимиру явились проповедники, каждый из которых рассказывал о своей религии. Вначале перед ним предстали приверженцы ислама. Они поведали об Аллахе как единственном боге и о Магомете (Мухаммеде) как «венце пророков», убеждали князя принять их веру и поклониться Магомету. Но из всего, что было сказано, Владимиру импонировало одно: узаконенное многоженство. С неодобрением князь отнесся к обрезанию, воздержанию от свинины и вина. «Руси есть веселие пить, не можем без того быть», — так сказал Владимир мусульманам.

Затем прибыли миссионеры из Рима, направленные папой. «Земля твоя, — говорил Владимиру через своих посланцев папа, — такая же, как и наша, а вера наша не похожа на твою, так как наша вера — свет; кланяемся мы богу, сотворившему небо и землю, звезды, месяц и все, что дышит, а ваши боги — просто дерево». Князь спросил: «В чем заповедь ваша?» Папские послы отвечали: «Пост по силе; если кто пьет или ест, то все это во славу божию, как сказал учитель наш Павел». Тогда Владимир молвил: «Идите, откуда пришли, ибо и отцы наши не приняли этого».

Затем перед ним предстали хазарские иудеи: «Слышали мы, что приходили болгары и христиане, уча тебя каждый своей вере. Христиане же веруют в того, кого мы распяли, а мы веруем в единого бога Авраама, Исаака и Иакова». Владимир спросил: «Что у вас за закон?» И те ответили: «Обрезываться, не есть свинины и заячины, хранить субботу». Последовал новый вопрос: «А где земля ваша?» И когда иудеи сказали, что земля их в Иерусалиме, князь ехидно вставил: «Точно ли она там?» Ему отвечали: «Разгневался бог на отцов наших и рассеял нас по различным странам за грехи наши, а землю нашу отдал христианам». Владимир назидательно произнес: «Как же вы иных учите, а сами отвергнуты богом и рассеяны: если бы бог любил вас и закон ваш, то не были бы вы рассеяны по чужим землям. Или и нам того же хотите?»

Наконец, греки прислали к Владимиру «философа», который начал свою речь так: «Слышали мы, что приходили болгары и учили тебя принять свою веру. Вера же их оскверняет небо и землю, и прокляты они сверх всех людей, уподобились жителям Содома и Гоморры, на которых напустил господь горящий камень и затопил их, и потонули. Так вот и этих ожидает день погибели их, когда придет бог судить народы и погубит всех, творящих беззакония и скверны. Ибо, подмывшись, вливают эту воду в рот, мажут ею по бороде и поминают Магомета. Так же и жены их творят ту же скверну и еще даже большую».

Тут Владимир не выдержал, плюнул на землю, сказав: «Нечисто это дело».

«Философ» между тем продолжал: «Слышали мы и то, что приходили к вам из Рима проповедывать у вас веру свою. Вера же их немного от нашей отличается: служат на опресноках, т. е. на облатках, о которых бог не заповедал, повелев служить на хлебе, и поучал апостолов, взяв хлеб: «Се есть тело мое, ломимое за вас». Так же и чашу взял и сказал: «Сия есть кровь моего нового завета». Те же, которые не творят этого, — неправильно веруют».

Владимир заметил: «Пришли ко мне иудеи и сказали, что немцы и греки веруют в того, кого они распяли».

«Философ» возгласил: «Воистину веруем в того! Их же самих пророки предсказывали, что родится бог, а другие, что распят будет и погребен, но в третий день воскреснет и взойдет на небеса. Они же одних из тех пророков избивали, а других истязали. Когда же сбылись пророчества их, когда сошел он на землю, был он распят, воскрес и поднялся на небеса. Ожидал бог покаяния от них, но не покаялись, и тогда послал на них римлян, и римляне разбили их города, а самих рассеяли по иным землям, где и пребывают в рабстве».

Князь Владимир поинтересовался: «Зачем же сошел бог на землю и принял такое страдание?»

На что «философ» ответил: «Если хочешь послушать, то скажу тебе по порядку с самого начала, зачем бог сошел на землю». — «Рад послушать», — сказал Владимир. «Философ» говорил долго, но живо, увлеченно, и речь его произвела на Владимира большое впечатление.

Так летописец повествует о встречах князя Владимира с представителями различных верований.
Но насколько достоверным является это повествование? :unknown:

Одни историки не находят ничего странного и невероятного в том, что к Владимиру могли приходить миссионеры и предлагать каждый свою веру. Другое дело, что, доверяя самому факту, считая его возможным и имевшим место, летописец мог придать этому повествованию форму диалога, которого не было на самом деле.

Другие историки, напротив, считают невероятным, чтобы к Владимиру приходили представители различных вер.

Некоторые историки полагают, что возможность прихода миссионеров была, но эта возможность не стала действительностью. Так, Голубинский сомневается в подлинности речей действующих лиц. Летописец не мог точно записать переговоры князя Владимира с представителями той или иной религии, он жил позднее, и подлинного рассказа до него не могло дойти. Некоторые миссионеры характеризуют свои религии с невыгодной, отрицательной стороны. Неужели магометане приходили за тем, чтобы подчеркнуть отрицательное в своих религиях. Неужели евреи могли сказать, что они наказаны собственным Богом? Отсюда Голубинский делает вывод: речи — позднейший вымысел летописца.

Скорее всего, легенда о «выборе веры» имеет под собой историческую основу — это описание поиска князем Владимиром религии, пригодной для укрепления его личной власти в формирующемся государстве.
Да правит миром любовь!
Аватара пользователя
ZHAN
майор
 
Сообщения: 71867
Зарегистрирован: 13 июн 2011, 11:48
Откуда: Центр Европы
Пол: Мужчина

Русь мусульманская

Новое сообщение ZHAN » 06 авг 2021, 16:33

Согласно летописи, послы от мусульман говорили: «Ты, князь, мудр и разумен, а закона не ведаешь. Прими закон наш». Владимир отказался.

Между тем, как полагают некоторые историки, Владимир все же предпринял попытку ввести на Руси ислам. Сведения об этом содержатся у арабского писателя аль Марвази, который жил во второй половине XI — начале XII в. В книге аль Марвази мы читаем о русах:
«И таким образом воспитывались они до тех пор, пока не стали христианами в месяцы трехсотого года. И когда они обратились в христианство, религия притупила их мечи и вера закрыла им двери занятия, и вернулись они к трудной жизни и бедности, и сократились у них средства существования. Тогда захотели они стать мусульманами, чтобы позволен был им набег и священная война и возвращение к тому, что было ранее. Тогда послали они послов к правителю Хорезма, четырех человек из приближенных их царя, потому что у них независимый царь и именуется их царь Владимир — подобно тому, как царь тюрков называется хакан, и царь булгар. И пришли послы их в Хорезм и сообщили послание их. И обрадовался Хорезмшах решению их обратиться в ислам, и послал к ним обучить их законам ислама. И обратились они в ислам».
Ряд историков усматривают здесь отражение реальных исторических событий. Вот мнение С. Толстова:
«В исламе Владимир мог искать идеологическое оружие для примирения фактически непримиримого, достигшего своей кульминации противоречия двух сфер интересов киевской аристократии: догмат борьбы за веру и перспективы союза со странами ислама сулили успешное развитие военной экспансии против старого врага — Византии; система ислама как церкви и религии могла, казалось, содействовать и решению внутренних задач, связанных с окончательной консолидацией феодально-крепостнического строя».
Зарубежный украинский историк О. Прицак, ссылаясь на аль Марвази, утверждает, что во время княжения в Новгороде (970–978) заинтересованный в улучшении отношений с Волжской Булгарией Владимир принял ислам в его тюркской версии. То есть, взойдя на Киевский престол, он уже был мусульманином, и только геополитика подвергла его на христианизацию.

Промусульманский план оказался утопическим и с самого начала обреченным на провал — так пишет Брайчевский. Ислам не имел корней на Руси; это была вера абсолютно чуждая восточному славянству — не только по своему духу, но и с точки зрения исторических традиций. Она не могла соперничать ни с христианством, которое в конце X в. занимало решающие позиции в общественной жизни страны, ни даже с язычеством, которое хоть и превратилось в архаический пережиток, но на стороне которого была по крайней мере глубокая традиция. Сторонников магометанства ни в Киеве, ни в других древнерусских городах не было, если не считать приезжих купцов и дипломатов, не имевших влияния на сознание местной общественности. Поэтому второй религиозный эксперимент Владимира оказался еще менее перспективным, нежели реформа язычества, и не имел серьезных последствий. [Брайчевский М.Ю. Утверждение христианства на Руси / Пер. с укр. Киев: Наукова Думка, 1989.]

B.C. Поликарпов рассматривает возможный вариант исторического развития в том случае, если бы Владимир выбрал ислам, что было весьма вероятно, так как еще за сто лет до этого на восточной границе страны утвердился ислам и Киевская Русь уже испытывала влияние блестящей не столько арабской, сколько персидской культуры. Русь X столетия была уже подготовлена к восприятию ислама, который мог предопределить пути развития русской цивилизации.

Ислам имеет свои особенности, отличающие его от других мировых религий — христианства и буддизма: это не просто религия, но целостный образ жизни. Существенно то, что, согласно Корану, власть и законы происходят от Аллаха. Следовательно, нет основания для оппозиции между религиозным и светским содержанием власти. Ислам веротерпим к другим религиям и никого насильно не обращал в свою веру, что пригодилось русским при освоении обширных территорий Сибири, Дальнего Востока, Аляски, Кавказа и Средней Азии. По мнению Поликарпова, сложившийся в результате русский халифат сыграл немалую роль в мировой истории, особенно в истории Запада.

Ведь католическому миру пришлось умерить свой воинственный пыл в борьбе с мусульманской цивилизацией. Прежде всего, испанские феодалы не смогли осуществить Реконкисту, ибо за их спиной чувствовалась мощь русского халифата, чьи границы простирались до Эльбы на западе (отважные русские мусульмане сразу же пресекли попытки экспансии германских князей и императоров на западнославянские земли) и доходили до берегов Балтики на северо-западе. Не удалось римским папам организовать серию крестовых походов против мусульманского Востока. К тому времени Византийская империя была поделена между арабским и русским халифатом, что усилило их экономический и военный потенциал. Благодаря русскому халифату, представлявшему собой мощное централизованное государство, войска Чингисхана не сумели прорваться за Волгу и были отброшены назад. В союзе с Оттоманской империей русский халифат разгромил империю Габсбургов, положил конец притязаниям Франции и Англии на господство в Европе. Русская культура впитала все достижения арабо-мусульманской цивилизации в области науки, медицины, архитектуры, поэзии и пр. Немаловажен культ знания, поддерживаемый авторитетом Мухаммеда, что сделало Россию лидером в мире науки и обеспечило ее экономический расцвет и неслыханный взлет культуры и авторитет в мире. [Поликарпов B.C. Если бы… Исторические версии. — Ростов н/Д: Феникс, 1995.]

По-своему рисует виртуальную мусульманскую Русь A.M. Буровский.
Итак, Русь стала частью мусульманского мира. Что изменится? В нашей реальности лесостепь и степь невозможно было заселить из-за набегов степняков. Заселение юга началось только после русско-турецких войн XVIII в. В мусульманской виртуальности заселение юга могло начаться гораздо раньше. Тем более, что у мусульман население растет всегда быстрее, чем у христиан. Сказываются многоженство и ориентация на многодетную патриархальную семью.

Не будет казачества, а также европеизированного русского дворянства. И вообще в мусульманской Руси нет никаких сословий. Ведь мусульманский мир не знает жесткого сословного деления.

Стань Русь исламской, изменился бы и русский народ. Века воспитания людей в духе покорности судьбе, снятия личной ответственности за себя и за мир сформировали бы совершенно иной человеческий тип.

Стань Русь мусульманской — быть ей очень образованной страной, где несравненно выше ценятся знания. Так что, подводит итог Буровский,
«мы жили бы в совершенно иной стране. Не лучше и не хуже — а просто в совершенно иной, и притом совершенно незнакомой. Да к тому же были бы другим народом. Более южным, и к тому же с заметно иной системой ценностей и приоритетов».
[Буровский А. Несбывшаяся Россия. — М.: Яуза, Эк— смо, 2007.]

А. Бушков также полагает, что вероятность принятия Русью ислама была весьма высокой. При этом он задается вопросом — какую ветвь ислама предпочла бы Русь: шиизм или суннизм? Русскому менталитету ближе суннизм. Поэтому Русь скорее всего стала бы суннитской. В подобной виртуальности христианская Европа вполне могла бы потерпеть поражение под совместным натиском испанских мавров, Турции и Московского халифата. В результате христианство превратилось бы в религию ничтожной части европейского населения. Самое главное, в этом варианте будущего мы жили бы, возможно, не в столь технизированном мире, но жизнь наша была бы гораздо спокойнее. [Бушков А. Россия, которой не было: загадки, версии, гипотезы. — М.: ОЛМА-ПРЕСС, 1997.]
Да правит миром любовь!
Аватара пользователя
ZHAN
майор
 
Сообщения: 71867
Зарегистрирован: 13 июн 2011, 11:48
Откуда: Центр Европы
Пол: Мужчина

Русь католическая

Новое сообщение ZHAN » 07 авг 2021, 14:20

Это еще один виртуальный сценарий принятия веры. В частности, по мнению С. Алексеева, крещение с Запада рассматривалось как реальная альтернатива [Алексеев С.В. Владимир Святой. Создатель русской цивилизации. — М.: Вече, 2006]. Тем более, к этому времени уже были некоторые к тому предпосылки.

Согласно западноевропейским хроникам, в 959 г. послы Ольги отбыли к германскому императору Оттону, собираясь просить направить на Русь епископа и священников. Просьбу приняли, и в следующем, 960 г. некий монах Сент-Альбанского монастыря был рукоположен в епископы Руси, но в Киев не смог прибыть, поскольку заболел и умер.

В том же году в епископы Руси был рукоположен монах монастыря Св. Максимина в Трире Адальберт — и добрался до Киева. Правда, уже через год ему пришлось покинуть русские пределы. Но в храме святой Софии, построенном в Киеве в XII в., мозаичное изображение римского папы Климента преспокойно соседствовало с образами Григория Богослова и Иоанна Златоуста.

Буровский полагает, что в нашей реальности Русь не сумела до конца оборониться от монголов, поскольку была недостаточно европейской. Внутри самой Руси были силы, которым азиатский путь развития оказался ближе. В католической виртуальности Русь, принимавшая участие в Крестовых походах, к XIII в. состояла бы, скорее всего, из многих княжеств с различными традициями и политическим строем. Но у нее имелись бы три мощных орудия против монголов.

1. Ее жители были бы европейцами еще в большей степени. Более мощная армия, проникнутая рыцарским духом. Плотные каре горожан всех городов.

2. Механизм крестового похода.

3. Помощь остальной Европы.

В католической виртуальности на Руси нет никаких религиозных раздоров и разделов. Нет разделения на Западную Русь и Московию. Нет противостояния между Русью и Польшей. В Речи Посполитой Польша играет не ведущую, а второстепенную роль. У католической Российской империи есть силы для южной политики, а вот Сибирь ей нужна гораздо меньше. Вполне возможно, что русская экспансия остановилась бы на Урале.

До XIX в. католическая Россия вполне могла бы прожить без конституции — как Польша, Австрия и Пруссия в реальности. Но с тем же уважением к личности человека, с той же уверенностью, что власть всегда имеет некий ограниченный диапазон. В таком государстве мы бы жили и сейчас.

Католическая Русь — это Русь, в которой протопопа Аввакума посадят в сумасшедший дом, где ему самое место. Это Русь, в которой в 1300 г. откроют университет в Новгороде, в 1350-м — в Пскове.

А. Бушков прямо противопоставляет Русь православную и Русь католическую, полагая, что
«в византийском каноне таится некая полумистическая отрава, причинявшая массу бедствий и потрясений странам, имевшим несчастье с ним соприкоснуться».
Рисуя перспективы развития Руси и России в составе католического мира, Бушков считает, что Русь очень рано оказалась бы активной участницей войн с мусульманским миром. Задолго до Ивана Грозного Русь стала бы развиваться как неотъемлемая часть Европы. В реальности омертвевший византийский канон загнал русское искусство в узкие, сугубо церковные рамки. В виртуальной католической Руси, вполне возможно, появились бы наши Микеланджело, Рембрандты, Боттичелли и Леонардо [Бушков А. Россия, которой не было: загадки, версии, гипотезы. — М.: ОЛМА-ПРЕСС, 1997].
Да правит миром любовь!
Аватара пользователя
ZHAN
майор
 
Сообщения: 71867
Зарегистрирован: 13 июн 2011, 11:48
Откуда: Центр Европы
Пол: Мужчина

Русь иудейская

Новое сообщение ZHAN » 08 авг 2021, 20:23

Летопись утверждает, что князь Владимир отверг иудаизм, так как иудеи были богом «расточены» по всему свету. Правда, еще при княгине Ольге Хазарский каганат был одним из самых могущественных государств в этих местах. Поэтому возможность выбора князем Владимиром иудаизма была вполне вероятной.

Иудаизм — религия избранных, религия одного народа — евреев.

Богатая событиями история и культура евреев всегда вызывала особый интерес. Как пишет английский историк Пол Джонсон,
«взгляд евреев стал прообразом многих великих мечтаний человечества, преисполненных надежд и на Провидение, и на Человека».
Евреи были рассеяны по всему миру. Многие из них соблюдали еврейские обычаи лишь по привычке, а оперируя такими понятиями, как Бог, народ, Израиль, совсем не стремились осознать их историческую ценность и значимость. Иудаизм же был для них скорее индивидуальным мистицизмом, окруженным романтическим флером и ностальгической притягательностью, основанным лишь на соблюдении семейных традиций. В эпоху рассеяния идея «ахават моледет» (любовь к родине) всегда была туманной и неопределенной, хотя все евреи помнили о Священной земле.

Но культурная связь с прошлым, построенная на унаследованных ценностях и укладе жизни, была интуитивно-мистической. В течение многих столетий родина являлась для евреев культурно-историческим источником вне конкретных географических координат. Ее образ основывался на обещаниях искупления, данных еврейскими пророками, на еврейской философии и еврейском мистицизме, на литературе эпохи Гаскалы — еврейского Просвещения. Недаром писатель Элиас Канетти, еврейские предки которого были изгнаны из Испании в XIV в., определял евреев через их «массовый» символ — образ толпы, бредущей через пустыню после исхода из Египта; это — единственный из древних народов, который странствует так долго.

Маленький пастушеский народ, превратившись в вечного странника, навсегда вошел в мировую культуру через Библию. Евреи сумели первыми создать логически выстроенную историю. Именно образ Бога в еврейской культуре является ключом к пониманию иудаизма и еврейского мироощущения. 613 заповедей иудаизма, обеты, традиции, неукоснительно поддерживаемый образ жизни — все это предохраняло еврейство от распада, ибо оно существовало среди чуждых народов [Шевелев В.Н. Двенадцать евреев, которые изменили мир. — Ростов н/Д: Феникс, 2001].

Именно в иудаизм стремились обратить Русь раввины, прибывшие из Хазарского каганата к Владимиру Святославичу.
С хазарами Русь соприкасалась довольно тесно. В VIII–IX вв. основная территория Хазарского каганата располагалась в низовьях Волги и Дона. Владения хазар охватывали также побережье Азовского моря, часть Крыма и Северный Кавказ. С хазарами старалось дружить даже самое сильное государство тогдашнего мира — Византия. Долгое время славянские племена (поляне, северяне, радимичи, вятичи) платили хазарам дань, как и камские болгары, буртасы, черемисы и мордва. В Хазарии были и мусульмане, и христиане, и язычники. Верхушка каганата исповедовала иудаизм.

К середине X в. могущество Хазарии ослабло. В 954 г. хазарский каган Иосиф, обеспокоенный ростом сил Киевской Руси, лично возглавил поход на Киев. Но взять столицу древнерусского государства ему не удалось. Пока хазары стояли под деревянными стенами Киева, стали поступать известия о тревожных передвижениях печенегов. Одновременно отряды Свенельда, воеводы княгини Ольги, предприняли несколько удачных вылазок, во время одной из которых был захвачен в плен придворный раввин кагана Йегуда. Он знал язык русов. От Йегуды Ольга узнала, как был создан мир, как Бог избрал народ для воплощения в жизнь своих планов, как разгневался он на иудеев за отступничество, как возвысил хазар. Но иудеи многое поняли за время гнева Божия. Они научили своему знанию и богатых греков, и суровых латинян, и неукротимых арабов. Вскоре Ольга прошла обряд посвящения в «веру отцов» и приняла имя Сара.

Затем наступила эпоха Владимира. К этому времени иудейская Русь уже существовала. Тысячи и тысячи иудеев проживали на территории Древнерусского государства.

Довольно крупная колония существовала в Киеве, недаром позднее, в XII в., одни из городских ворот были известны как Еврейские ворота.

И вот Владимир вводит на Руси иудаизм. Виртуальная альтернатива восторжествовала. К чему бы это привело? :unknown:

А. Буровский посвящает этому сценарию немало страниц своей книги. Он полагает, что наиболее вероятный и приемлемый вариант развития событий — это образование на Руси иудео-языческого государства. Без требования немедленно всех обрезать, без гражданской войны иудаизма с язычеством. Ведь иудаизм вовсе не обязательно должен быть ортодоксальным. Зато у Руси открывается перспектива, впрочем, довольно смутная, стать поголовно грамотным обществом.
[Буровский А. Несбывшаяся Россия. — М.: Яуза, Эк— смо, 2007].
Да правит миром любовь!
Аватара пользователя
ZHAN
майор
 
Сообщения: 71867
Зарегистрирован: 13 июн 2011, 11:48
Откуда: Центр Европы
Пол: Мужчина

Русь языческая

Новое сообщение ZHAN » 09 авг 2021, 12:27

Эта «Перунова альтернатива» представляется наименее вероятной.

К примеру, историк М. Васильев пишет, что сугубо умозрительно возможно, конечно, предполагать, что на Руси религиозное развитие могло пойти по пути дальнейшей монотеизации общегосударственного культа Перуна и создания сравнительно развитой и общественно-политически действенной религии единобожия. Однако данная гипотеза находится вне «поля исторических возможностей», представляя собой лишь так называемую формальную альтернативу, формальную вероятность.

Она неприемлема уже в силу того, что во многих соседних с Русью странах к тому времени в качестве государственных функционировали монотеистические религии (христианство, ислам) с многовековой историей, с развитыми догматикой и организационной структурой, с богатым опытом обслуживания высокоразвитых общественных институций и сложно стратифицированных социальных отношений, с накопленным разносторонним опытом взаимодействия со светскими властями. Это делало обращение к ним наиболее рациональным при выборе монотеистических религий, в максимальной степени отвечавших внутриполитическим и международным запросам правящих верхов молодого Древнерусского государства. Для развития же собственного «русского языческого монотеизма» не было ни условий, ни времени. [Васильев М. Русь в 980-е годы: выбор религиозных альтернатив // www.archipelag.ru/]

Наверное, Русь могла последовать примеру Великого княжества Литовского и Русского, где до XIV в. существовало язычество. Но, по определению А.Буровского, языческая Русь вряд ли могла бы сохранить себя как государственную и даже как национальную целостность. У языческой Руси нет никакой объединяющей идеи. Уже веку к XV Русь вполне могла бы прекратить свое существование, став дальней провинцией Польши.

У язычника нет идеи улучшения мира. Иудей пришел в мир, который Бог дал ему для прокормления. Христианин пришел в мир, который несовершенен по определению. Этот мир нельзя считать плохим, но он далеко не идеальный. Христианин видит немало вещей в нем, которые ему можно было устроить лучше. А язычник живет в мире, который создан вовсе не для него. Этот мир неизменен. Всякие усилия излишни, всякие сомнения в совершенстве мира и желание что-то переделать — блажь. [Буровский А. Несбывшаяся Россия. — М.: Яуза, Эксмо, 2007.]
Да правит миром любовь!
Аватара пользователя
ZHAN
майор
 
Сообщения: 71867
Зарегистрирован: 13 июн 2011, 11:48
Откуда: Центр Европы
Пол: Мужчина

Воцарение Дмитрия Иоанновича

Новое сообщение ZHAN » 10 авг 2021, 11:05

Творите о себе мифы. Боги начинали именно так!
Станислав Ежи Лец

В начале XVII в. на Русь пришло «великое смущение». Смута вторглась во все области жизни. Политическая дестабилизация, хозяйственно-экономическая разруха, голод, смущение умов и повреждение нравов. По словам одного из книжников, в начале XVII столетия смутился весь народ: когда люди стали «главами своими глубитися», пролилась «великая кровь». Именно тогда объявился на Руси самозванец — Лжедмитрий I.

Кем же был этот загадочный «персонаж»? :unknown:

Современники по-разному отвечали для себя на этот вопрос. После свержения Лжедмитрия из Москвы по городам рассылались грамоты, свидетельствующие о том, что прежний царь был беглым монахом, задумавшим погубить православие, однако, несмотря на отказ Марии Нагой подтвердить подлинность «воскресшего» и вновь погибшего сына, несмотря на перенесение мощей царевича Димитрия из Углича в Москву и его канонизацию, многие верили не только в спасение законного наследника в 1591 г., но и во вторичное спасение царя в 1606 г.

С именем Лжедмитрия I некоторые историки связывают альтернативу Смутного времени, считая, что эта личность была хорошим шансом для страны. Энергичный, решительный, самостоятельный, образованный в духе русской средневековой культуры и одновременно прикоснувшийся к западноевропейской, он вполне мог провести необходимые для общества реформы.
Да правит миром любовь!
Аватара пользователя
ZHAN
майор
 
Сообщения: 71867
Зарегистрирован: 13 июн 2011, 11:48
Откуда: Центр Европы
Пол: Мужчина

Чего опасался Борис Годунов?

Новое сообщение ZHAN » 11 авг 2021, 13:27

В 1598 г. скончался Федор Иоаннович. Прервалась династия Ивана Калиты. Вскоре царем был избран сорокасемилетний боярин, шурин покойного Федора, Борис Годунов. 1 сентября 1598 г. он венчался на царство. В церкви громко прозвучали взволновавшие всех присутствовавших слова нового царя, обращенные к патриарху Иову: «Святой отче! Бог мне свидетель, что в царстве моем не будет ни сирого, ни бедного! Отдам и сию последнюю рубаху народу».

Царствование Годунова началось щедротами и милостями. Служивым людям он приказал выдать двойное жалованье, купцов одарил двумя годами беспошлинной торговли. Закрылись кабаки, где простой люд пропивал все до последнего. Первые два годы его правления принесли на Русь много нового. Царь стал приглашать иноземных лекарей, умелых ремесленников, ученых. Из числа детей бояр и дворян отобрали восемнадцать способных юношей и послали в европейские страны обучаться языкам и наукам. Правда, никто из них впоследствии так и не вернулся. Борис также собирался открыть в Московии университеты по образцу европейских.

Но в 1600 г. все неожиданно изменилось. С новой силой вспыхнула былая мнительность Годунова. Начались гонения и опалы. Подобно некогда Ивану Грозному, Борис повсюду стал видеть заговоры, покушения на его жизнь и царский венец. Доносы приобрели невиданный размах. По малейшему подозрению людей тащили в пыточную. Да и среди бояр все больше зрело недовольство.

Недоверие к легитимности власти Годунова, обусловленное отсутствием кровной связи с Рюриковичами или каким-либо княжеским родом, усиливалось новизной мер нового царя. Все это с течением времени стало восприниматься традиционным обществом как разрушение страны и привело к резкому падению авторитета человека, который мог стать родоначальником новой династии.

Как считают некоторые историки, при более благоприятных условиях Годунов был способен обеспечить стране альтернативный путь развития, начать ее модернизацию на сто лет раньше и более мирно, чем это было при Петре I. Но слишком малым оказался срок его правления, отпущенный историей, чтобы можно было говорить о подобной альтернативе.

Почему рубежом здесь выделяется 1600 г.? :unknown:

Именно тогда многим стало ясно, что Борис кого-то ищет, кого-то смертельно боится. С боярской оппозицией он еще мог справиться. Но вот неведомый враг-призрак, как быть с этим?

Вскоре распространился слух, что в 1600 г. в Польшу (Речь Посполиту, именуемую на Руси и Польшей, и Литвой) ушел некий молодой человек, который на самом деле является чудом спасшимся царевичем Дмитрием. Французский наемник Жак Маржерет в дошедших до нас записках определенно утверждает, что доносы, гонения и пытки берут свое начало из-за распространившихся в народе слухов о живом Дмитрии.

В 1601–1602 гг. в стране был неурожай. Разразился голод, продолжавшийся три года. Начались волнения, авторитет Бориса Годунова неуклонно падал. Природные катаклизмы и социальные потрясения люди все чаще стали воспринимать как божье наказание стране, оказавшейся под скипетром «неистинного» царя.

А в 1603 г. в Польше объявляется царевич Дмитрий.
Да правит миром любовь!
Аватара пользователя
ZHAN
майор
 
Сообщения: 71867
Зарегистрирован: 13 июн 2011, 11:48
Откуда: Центр Европы
Пол: Мужчина

Кем же был Лжедмитрий I?

Новое сообщение ZHAN » 12 авг 2021, 11:50

Самозванец или подлинный царевич Дмитрий вышел на арену истории и навечно остался в ней под именем Лжедмитрия I? :unknown:

Еще в XVIII в. уже известный нам академик Миллер усомнился в самозванстве Дмитрия. В XIX в. издатель «Нового времени» А. Суворин свидетельствовал, что Н. Карамзин в 11-м томе «Истории Государства Российского» называл Дмитрия не самозваным, а истинным царевичем. Но затем историк отказался от этой позиции и переделал свою работу, сделав лжецаревича Гришкой Отрепьевым.

К. Бестужев-Рюмин писал С. Шереметеву:
«Теперь я вижу и считаю вероятным спасение Дмитрия и надеюсь, что Вы это вполне докажете».
Шереметев готов был опровергнуть официальную версию правительства и церкви о личности самозванца. Александр III не возражал против публикации такой работы, но при условии, что автор более убедительно подтвердит свою версию фактами. Но труд так и не вышел в свет [Баландин Р.К., Миронов С.С. Тайны смутных эпох. — М.: Вече, 2003].

Такие историки, как Н. Костомаров, Д. Иловайский, С. Платонов, в противовес официальной концепции, никогда не отождествляли Лжедмитрия I с Григорием Отрепьевым. Костомаров привел убедительные аргументы в пользу того, что Отрепьев и Лжедмитрий I — это два разных человека:

1) если бы названный Димитрий был беглый монах Отрепьев, убежавший из Москвы в 1602 г., то никак не мог бы в течение каких-нибудь двух лет усвоить приемы тогдашнего польского шляхтича. Мы знаем, что царствовавший под именем Димитрия превосходно ездил верхом, изящно танцевал, метко стрелял, ловко владел саблей и в совершенстве знал польский язык; даже в русской речи его слышен был не московский выговор. Наконец, в день своего прибытия в Москву, прикладываясь к образам, он возбудил внимание своим неумением сделать это с такими приемами, какие были в обычае у природных москвичей;

2) названный царь Димитрий привез с собою Григория Отрепьева и показывал его народу;

3) в Загоровском монастыре (на Волыни) есть книга с собственноручною подписью Григория Отрепьева; подпись эта не имеет ни малейшего сходства с почерком названного царя Димитрия.

[Костомаров Н.М. Русская история в жизнеописаниях ее главнейших деятелей. Кн. 1. — М., 1995.]

Итак, вырисовывается первая альтернатива как предтеча Смутного времени — спасение царевича Дмитрия и воцарение его в Москве.
Да правит миром любовь!
Аватара пользователя
ZHAN
майор
 
Сообщения: 71867
Зарегистрирован: 13 июн 2011, 11:48
Откуда: Центр Европы
Пол: Мужчина

Альтернатива 1: спасение Дмитрия

Новое сообщение ZHAN » 13 авг 2021, 13:38

В спасение Дмитрия верили (или хотя бы допускали эту возможность) крупный специалист по генеалогии и истории письменности С. Шереметев, профессор Петербургского университета К. Бестужев-Рюмин, другие историки. Н. Костомаров заметил, что
«легче было спасти, чем подделать Димитрия».
Серию статей, посвященных обоснованию версии о спасении Дмитрия, опубликовал А. Суворин.

Авторы, считавшие, что в 1605–1606 гг. на русском престоле сидел подлинный Дмитрий, обращали внимание на то, что молодой царь вел себя очень уверенно для самозванца-авантюриста. Он искренне верил в свое царственное происхождение. Вот некоторые факты.

Василий Шуйский был приговорен судом Боярской думы к смертной казни за заговор против Лжедмитрия. Казалось бы, легкий и желанный случай отделаться от одного из самых опасных свидетелей — того, кто своими глазами видел мертвое тело царевича в Угличе. Но Лжедмитрий дарует ему жизнь и даже прощает его.

Он не боялся и разоблачений из Польши — иначе не пошел бы на риск обострения отношений с королем Сигизмундом III. А он отказывался принять из рук посла королевскую грамоту, адресованную великому князю, а не царю всея Руси. Это было не простым театральным жестом — в Польше эти действия были восприняты как недружественный акт и вызвали возмущение магнатов.

И даже во время мятежа, лежа на земле со сломанной ногой после вынужденного прыжка из окна второго этажа, Лжедмитрий продолжал уверять собравшихся вокруг него стрельцов, что он — законный царь Дмитрий Иванович.

В. Кобрин отмечает, что современники единодушно обращали внимание на то, с какой поразительной, напоминающей петровскую, смелостью молодой царь нарушал сложившийся при московском дворе этикет. Он не вышагивал медленно по дворцу, поддерживаемый под руки приближенными, а стремительно переходил из одной комнаты в другую, так что даже его личные телохранители порой не знали, где его найти.

Толпы он не боялся, не раз в сопровождении одного-двух человек он скакал по московским улицам. Он не спал после обеда, как это всегда делали цари. Царю прилично было быть спокойным и неторопливым, истовым и важным. Этот же действовал с темпераментом названого отца (без его жестокости). Все крайне непохоже на расчетливого самозванца. Считай Лжедмитрий себя самозванцем, он уж наверняка сумел бы заранее освоить этикет московского двора.

При идентификации личности человека, утвердившегося на московском престоле в 1605 г., все упирается в события 15 мая 1591 г., когда в Угличе при неясных обстоятельствах погиб «царственный ребенок». На сегодняшний день существует три версии этого происшествия: несчастный случай; попытка убийства царевича, который счастливо избежал смерти, а вместо него погиб другой мальчик; убийство. Каждая из них носила в то или иное время официальный характер: первая — при Федоре Иоанновиче и Борисе Годунове, вторая — при Лжедмитрии I, третья — при Василии Шуйском и Романовых.

Еще К. Валишевским был сформулирован ряд вопросов, либо совсем не разъясненных историками, либо «разрешенных» с поправкой на официальную версию событий [Валишевский К. Смутное время. Историческая хроника. — М.: Астрель, 2007]. Впоследствии ряд историков дополнили их. Попробуем все это обобщить.

1. Почему в следственном деле по факту гибели царевича Дмитрия нет показаний Марии Нагой — бывшей царицы, матери погибшего? Почему нет свидетельства врачей? Почему тело не осматривали, а сразу отнесли в церковь и выставили охрану?

2. Был ли царевич действительно болен эпилепсией?

3. Почему так подозрительно схожи показания свидетелей, в том числе тех, кто лично не видел, как погиб царевич?

4. Почему так быстро расправились с предполагаемыми убийцами, даже не допросив их?

5. Чем объяснить поведение царского окольничего Андрея Клешнина, когда он увидел в церкви тело царевича?

6. С какими целями приплывала на стругах в Углич казацкая ватага донского атамана Корелы, покинувшая город в день убийства царевича?

7. При каких обстоятельствах Григорий Отрепьев получил (да и получал ли?) от инокини Марфы, в миру Марии Нагой, нательный крестик ее сына?

8. Чем объясняется несоответствие в возрасте между тем, кого принято именовать Лжедмитрием I, и настоящим Григорием Отрепьевым?

9. Почему царь Федор никогда не заказывал заупокойных служб по Дмитрию?

Итак, едва о случившемся узнали в Москве, как в Углич направили комиссию во главе с князем Василием Шуйским. Судя по протоколам допросов, следствие велось публично. В. Кобрин подчеркивает, что при таком публичном ведении следствия фальсификация показаний, давление на свидетелей были затруднены. Пытка ни разу не применялась в ходе расследования.
Итоги работы комиссии отражены в следственном деле, озаглавленном «Обыск». Однако в нем не хватает важных документов: показаний Марии Нагой, свидетельства о смерти царевича и данных осмотра его тела, хотя множество судебных дел, сохранившихся с той эпохи, доказывают: и акт об осмотре тела, и медицинское свидетельство были обязательны. В «Обыске» это правило нарушено.

О предвзятости следственного дела свидетельствует весь его ход. Все внимание комиссии направлено было не на выяснение обстоятельств смерти Дмитрия, а на доказательство того, что волнения в Угличе произошли в результате действий Нагих.

Важную группу источников составляют свидетельства иностранцев. Наиболее раннее из них — письмо Д. Горсея лорду Бэрли от 10 июня 1591 г. В нем сообщалось следующее:
«19-го числа того же месяца случилось величайшее несчастье: юный князь 9-ти лет, сын прежнего императора и брат нынешнего, был жестоко и изменнически убит; его горло было перерезано в присутствии его дорогой матери, императрицы; случились еще многие столь же необыкновенные дела, которые я не осмелюсь описать не столько потому, что это утомительно, сколько из-за того, что это неприятно и опасно. После этого произошли мятежи и бесчинства».
В письме Горсея интересно упоминание о том, что царевич был убит в присутствии матери. В показаниях Волоховой говорилось, что Мария Нагая прибежала после того, как он поколол себя ножом. Свидетельство Горсея позволяет понять, почему Мария прямо называла тех, кто зарезал ее сына.

Однако Р.Г. Скрынников решительно отводит сообщение Горсея, считая его основанным на тенденциозной информации Афанасия Нагого. Действительно, в более поздних мемуарах Горсей красочно описывает, как к нему в Ярославле прибежал Афанасий Федорович и сообщил:
«Царевич Дмитрий мертв, дьяки зарезали его около шести часов; один из слуг признался на пытке, что его послал Борис; царица отравлена и при смерти».
Но после этого Горсей пишет:
«Город был разбужен караульными, рассказывавшими, как был убит царевич Дмитрий».
Побывавший в России при Лжедмитрии I наемник Жак Маржерет сообщал, что Годунов отдал распоряжение убить царевича, но царица его подменила, и тот спасся.

Конрад Буссов писал, что у Дмитрия, как и у его отца, с детства был жестокий нрав. Так, он однажды приказал вылепить из снега фигурки нескольких вельмож и «стал отрубать у одной снежной куклы голову, у другой руку, у третьей ногу, а четвертую даже проткнул насквозь», приговаривая при этом: «С этим я поступлю так-то, когда буду царем, а с этим эдак». Первой в ряду стояла фигурка Бориса Годунова. По Буссову, Годунов нанял за деньги двух убийц, которые по его распоряжению сами были прикончены, как только убили царевича [Зимин А.А. Путь к власти. — М. Мысль, 1986].

Таким образом, обстоятельства гибели царевича Дмитрия в Угличе в том виде, как они изложены в «Обыске», далеко не в полной мере отражают случившееся. Современники также отнюдь не единодушны в оценках случившегося. Не исключено, что царевича спасли и что именно он царствовал на Москве в 1605–1606 гг.

Стоит только задать себе вопрос, а не спасся ли царевич, полагает, к примеру, В. Кобрин, как многие детали получают новое освещение, легко и удобно вписываются в общую картину.
Да правит миром любовь!
Аватара пользователя
ZHAN
майор
 
Сообщения: 71867
Зарегистрирован: 13 июн 2011, 11:48
Откуда: Центр Европы
Пол: Мужчина

Альтернатива 2: царь Дмитрий Иоаннович

Новое сообщение ZHAN » 14 авг 2021, 14:02

Допустим, что заговор 1606 г. не удался и Лжедмитрий остался жив. Возможно ли это? Вполне. Другое дело, что вряд ли ему удалось бы долго находиться на престоле. Но в любом случае он бы продолжил свою политику реформ, столь напоминающих будущие преобразования Петра Великого.

Историк А. Максимов приводит любопытный исторический документ.
«Страстный к обычаям иноземным, ветреный царь не думал следовать русским обычаям, желал во всем уподобляться Западу: в одежде и прическе, в походке и в телодвижениях; ел телятину, которая считалась у нас заповедным, грешным яством; не мог терпеть бани и никогда не ложился спать после обеда (как издревле делали все россияне — от венценосца до мещанина), но любил в сие время гулять: украдкою выходить из дворца, один или сам-друг; бегал из места в место, к художникам, золотарям, аптекарям; а царедворцы, не зная, где царь, везде искали его с беспокойством и спрашивали о нем на улицах, чему дивились москвитяне, дотоле видав государей только в пышности, окруженных на каждом шагу толпою знатных сановников. Все забавы и склонности царя казались странными: он любил ездить верхом на диких, бешеных жеребцах и собственною рукою, в присутствии двора и народа, бить медведей; сам испытывал новые пушки и стрелял из них в цель с редкою меткостью; сам учил воинов, строил, брал приступом земляные крепости, кидался в свалку и терпел, что иногда толкали его небрежно, сшибали с ног, давили — т. е. хвалился искусством всадника, зверолова, пушкаря, бойца, забывая достоинство монарха. Он не помнил сего достоинства и в действиях своего нрава вспыльчивого: за малейшую вину, ошибку, неловкость выходил из себя и бивал палкою знатнейших воинских чиновников».
Как вы думаете, про кого это может быть написано? — вопрошает А. Максимов. Про Петра Первого? Нет, про Лжедмитрия. Но списано, безусловно, с истории времен Петра. Впрочем, таких вставок-близнецов гуляет в нашей древней истории довольно много.

Приведенный отрывок показывает, что наша история правилась и писалась заново даже в XVIII в. Кстати, Петр Первый в нашей истории подается с большим знаком плюс, хотя вел себя похуже Лжедмитрия. Вот если бы в свое время случился дворцовый переворот и Петр был бы убит, тогда во всех источниках ему припомнили бы все, окрасив его правление исключительно в черные краски. Что и случилось со свергнутыми и убитыми императорами Петром Третьим, а также его сыном Павлом.

Планы и деятельность Лжедмитрия, его поведение, нарушавшее чопорные нравы московского двора, не могут не напомнить другого русского царя — Петра I, правившего столетие спустя. Петр I добился международного признания своего императорского титула и стал первым официальным русским императором, но Лжедмитрий за сто лет до него потребовал для русского царя это звание. Самозванец на троне и законный русский царь проявляли одинаковый интерес к Западу, побывали там, окружали себя чужеземцами, хотели просвещать народ, поощряли торговлю, заботились об армии, т. е. вели себя не так, как полагалось русским царям.

То, что у Лжедмитрия было лишь эскизом, неясным проявлением туманных идей и неосознанных чувств, было у Петра политикой. Но, принимая во внимание, что Лжедмитрий оставался на троне менее года, а Петр правил почти четыре десятилетия, можно сказать, что история провела в образе Лжедмитрия репетицию, прежде чем вывела на сцену Петра Великого.

Аналогий и предвосхищений тех или иных черт петровского правления в царствование Лжедмитрия более чем достаточно. Так же, как Петр женился на крещенной в католичестве Марте Скавронской (имевшей польские корни), Лжедмитий женился на Марине Мнишек, похоже, исключительно по любви. Во всяком случае, какого-либо иного смысла в этом поступке не было — данный мезальянс с дочерью захолустного польского воеводы не давал Польше никаких дополнительных рычагов влияния на Россию, равно как и наоборот, а вот проблем создавал множество: династических, церковных, церемониальных.

«Для нас важна не личность самозванца, а его личина, роль, им сыгранная, — пишет В.Ключевский. — На престоле московских государей он был небывалым явлением. Молодой человек, роста ниже среднего, некрасивый, рыжеватый, неловкий, с грустно-задумчивым выражением лица, он в своей наружности вовсе не отражал своей духовной природы: богато одаренный, с бойким умом, легко разрешавшим в Боярской думе самые трудные вопросы, с живым, даже пылким темпераментом… Он совершенно изменил чопорный порядок жизни старых московских государей и их тяжелое, угнетательное отношение к людям, нарушал заветные обычаи священной московской старины, не спал после обеда, не ходил в баню, со всеми обращался просто, обходительно, не по-царски». [Ключевский В.О. Русская история. Полный курс лекций в трех книгах. Книга вторая. — М.: Мысль, 1993.]

В свою очередь, портрет, оставленный иезуитом Рангони, свидетельствует, что молодой претендент произвел большое впечатление на ватиканского дипломата:
«Дмитрий имеет вид хорошо воспитанного молодого человека; он смугл лицом, и очень большое пятно заметно у него на носу, вровень с правым глазом; его тонкие и белые руки указывают на благородство происхождения; его разговор смел; в его походке и манерах есть, действительно, нечто величественное».
После беседы с «царевичем» папский нунций добавил подробности:
«Дмитрию на вид около 24 лет (по словам претендента, ему было 23 года, царевичу Дмитрию был бы 21 год). Он безбород, обладает чрезвычайно живым умом, очень красноречив; у него сдержанные манеры, он склонен к изучению литературы, необыкновенно скромен и скрытен».
[Геллер М.Я. История Российской империи: В 3 т. — М.: МИК, 1997.]

Одиннадцать месяцев царствования Дмитрия (или Лжедмитрия) состоят из двух частей, из планов и реальной деятельности. Своими планами и мечтами молодой царь делится в письмах к Рангони, в разговорах с духовником и секретарями-иезуитами, которые рассказывают о них в своих письмах и регистрируют в дневниках. А если бы ему удалось пробыть на троне лет шесть-семь?!

Реформаторские замыслы царя Дмитрия представляют немалый интерес. Сохранившиеся грамоты свидетельствуют о широких замыслах, о направлениях задуманных реформ, которые не были реализованы из-за незначительности времени, отведенного Дмитрию. По оценке А.Н. Сахарова, новый царь показал себя, в отличие от предшествовавших монументальных и державных порфироносцев, человеком совсем иного склада. Весьма образованный по русским понятиям, обладавший живым умом, впитавший в себя элементы польской культуры и быта, отличавшиеся большей свободой и непринужденностью человеческого поведения, новый царь запросто появлялся на улицах, брал у людей челобитья и быстро, без проволочек решал дела, обедал без старомосковских полуазиатских пышностей и условностей.

Меры, которые он успел принять в качестве царя, поражают своей реформаторской сущностью, конечно, если оценивать их опять же с позиций того времени. Он разрешил свободный выезд за границу русским людям, объявил о свободе конфессий в стране, смягчил положение крепостных крестьян и холопов. Он был намерен собрать выборных представителей от уездного дворянства с изложением нужд. При новом царе практически прекратились тяжкие репрессии. Это было неслыханно и невиданно.

Многие современники передают его взгляды на власть:
«У меня два способа удержать царство: один способ — быть тираном, а другой — всех жаловать; лучше жаловать, а не тиранить».
А.Н. Островский в пьесе «Дмитрий Самозванец и Василий Шуйский» представляет новизну политической концепции «Дмитрия» в диалоге царя и Басманова. Воевода излагает традиционную точку зрения: «Привыкли мы царевы грозны очи, Как божие всевидящее око, Над головой своей поклонной видеть И выполнять лишь грозные приказы, Грозящие неумолимой карой. Ты милостью себя навек прославишь, Но без грозы ты царством не управишь». Дмитрий отвечает: «Не диво мне такие речи править! Вы знаете одно лишь средство — страх! Везде, во всем вы властвуете страхом; Вы жен своих любить вас приучали Побоями и страхом; ваши дети От страха глаз поднять на вас не смеют; От страха пахарь пашет ваше поле; Идет от страха воин на войну; Ведет его под страхом воевода; Со страхом ваш посол посольство правит; От страха вы молчите в думе царской! Отцы мои и деды, государи, В орде татарской., за широкой Волгой, По ханским ставкам страха набирались, И страхом править у татар учились. Другое средство лучше и надежней — щедротами и милостью царить».

Некоторые историки обвиняют царя в том, что он сделал слишком мало, признавая в то же время, что сопротивление реформам было огромное. Сопротивлялось боярство, недовольное тем, что Дмитрий приблизил к себе худородных «родственников» Нагих, тем, что «добрый царь» стремился облегчить положение холопов, запретил помещикам требовать возвращения крестьян, бежавших в голодные годы. Всем служилым людям было удвоено жалование и строго-настрого запрещено брать взятки. За этим должны были следить специально назначенные контролеры.

По приказу царя началась работа по созданию единого кодекса законов — дьяки составили Сводный судебник, в основу которого был положен Судебник Ивана IV, включивший закон о праве крестьян уходить от помещика в Юрьев день. Возможно, Дмитрий думал о его восстановлении.
Да правит миром любовь!
Аватара пользователя
ZHAN
майор
 
Сообщения: 71867
Зарегистрирован: 13 июн 2011, 11:48
Откуда: Центр Европы
Пол: Мужчина

Альтернатива 2: царь Дмитрий Иоаннович (2)

Новое сообщение ZHAN » 15 авг 2021, 14:01

Государственный совет, Боярская дума, получает новое название: Сенат. Он состоит, как и Дума, из четырех разрядов: первый — духовенство — патриарх, четыре митрополита, шесть архиепископов и два епископа, второй разряд — 32 боярина, принадлежавших к знатнейшим фамилиям, третий разряд составили 17 окольничьих, а четвертый — 6 дворян. Реформа состояла, во-первых, во включении во второй разряд и опальных Годунова (княжат), и любимцев нового царя (в том числе Нагих); во-вторых, в изменении названия. Отброшенное после смерти Дмитрия, оно будет возвращено в государственную номенклатуру Петром I.

Вступление Дмитрия на престол вызвало заметное оживление торговой деятельности в России. Купцы приезжают из Польши, из Германии, появляется несколько итальянских купцов. Особый интерес проявляют англичане, хорошо знающие Московию со времен Ивана Грозного. Костомаров пишет:
«Всем было предоставлено свободно заниматься промыслами и торговлей, всякие стеснения к выезду из государства, к въезду в государство, переездам внутри государства уничтожены. «Я не хочу никого стеснять, — говорил Дмитрий, — пусть мои владения будут во всем свободны. Я обогащу свободной торговлей свое государство. Пусть везде разнесется добрая слава о моем царствовании и моем государстве».
Англичане, посещавшие царство Дмитрия, отмечали, что он сделал свое государство свободным.

Как свидетельствуют даже противники Дмитрия, он планировал введение свободной торговли, свободного въезда в страну и выезда. Мечтал он также о поощрении образования. В письмах он составлял планы:
«Как только с Божьей помощью стану царем, сейчас заведу школы, чтобы у меня во всем государстве выучились читать и писать; заложу университет в Москве, стану посылать русских в чужие края, а к себе буду приглашать умных и знающих иностранцев».
Дмитрий быстро завоевал себе славу хорошего и доброго царя: отменил казни, сделал суд бесплатным, начал борьбу с лихоимством, охотно раздавал дворянам земли и деньги, пытался даже ограничить холопство (Геллер). По определению современного отечественного историка А. Оболонского, это была попытка внедрить в общество ценности персоноцентризма в противовес ценностям системоцентризма, но она провалилась, поскольку оказалась совершенно чуждой уровню тогдашнего общественного сознания.

Дмитрий находился под сильным впечатлением европейской культуры и в беседах с европейцами подчеркивал, что намерен направлять русских студентов в европейские учебные заведения, а также говорил о необходимости завести в Москве учебные заведения европейского образца. Он укорял бояр и князей за их невежество, необразованность и нежелание учиться новому.

Иностранные очевидцы отмечали, что вскоре после своего восшествия на трон Дмитрий начал готовиться к большой войне с Крымом и Турцией, направив удар русской армии и ее союзников — донских казаков на Азов. Главной базой собиравшейся армии стал Елец, где создавались большие запасы провианта, фуража и военного снаряжения. И. Масса и К. Буссов отмечали, что Дмитрий приказал отлить большое количество новых артиллерийских орудий, а также регулярно проводил артиллерийские учения.

А.Н. Сахаров справедливо полагает, что наша историография, закодированная самим фактом связи Лжедмитрия и польской короны, кажется, вовсе не обращала внимание на ряд других впечатляющих фактов феномена Лжедмитрия, о которых, кстати, спокойно и обстоятельно повествовал еще С.М. Соловьев. И самым впечатляющим стала повсеместная поддержка «царевича Дмитрия» широкими массами народа. Его воцарение в Москве стало не столько победой польской интриги, сколько триумфом мощного народного движения, перед которым отступили даже искушенные в политике боярские и дьяческие группировки. И даже само убийство Лжедмитрия в ходе дворцового переворота, инициированного боярством, проходило на фоне движения в защиту «царевича»: масса простых людей, бросившаяся в Кремль по призыву набата для спасения «царя Дмитрия» от заговорщиков, была ошеломлена известием о расправе над любимым царем.

Так рухнула возможность уже на заре XVII в. пойти иным путем развития, декларированным сверху, — с большими свободами, терпимостью, даже с известным демократизмом власти. Российская действительность, которую определяли боярско-дворянско-дьяческие круги при поддержке закоснелого в своих предрассудках духовенства, не могла допустить развития этой альтернативы. Свержение Дмитрия, ликвидация всех прозападных тенденций, постепенное свертывание сословного представительства в лице земских соборов и начало тяжелой поступи государственной машины Романовых — все это постепенно вернуло Россию на круги своя. Сама русская жизнь опрокинула намечавшиеся политические изменения. Но след их остался в истории, подчеркнув еще раз, что как в самой русской жизни, так и в ее взаимосвязи с европейским миром наряду со складывающимся самодержавием появлялись и иные политические импульсы.

Стоит лишь сожалеть, что из планов Лжедмитрия ничего не вышло. Альтернатива не была реализована. Так же точно, как и из целого ряда иных интересных вариантов развития страны, длинным парадом возможностей продефилировавших перед русскими людьми в Смутное время. В конечном итоге был избран режим бесцветных Романовых.
Да правит миром любовь!
Аватара пользователя
ZHAN
майор
 
Сообщения: 71867
Зарегистрирован: 13 июн 2011, 11:48
Откуда: Центр Европы
Пол: Мужчина

Революция 1826 года

Новое сообщение ZHAN » 16 авг 2021, 17:31

В истории всякой страны есть несколько дат, известных, пожалуй, всем. В нашей отечественной истории в числе этих дат — 14 декабря 1825 г. В этот день заговорщики, члены Северного общества, вывели на Сенатскую площадь в Санкт-Петербурге несколько гвардейских частей, которые пошли за ними, убежденные, что идут защищать императора Константина, которому они уже успели присягнуть. Выступление это не было подготовлено и разворачивалось во многом стихийно, что было связано с известием о неожиданной смерти (или «лжесмерти») императора Александра I и сведениями о том, что заговор раскрыт, все имена известны правительству.

Ну, а если бы не внезапная смерть Александра Павловича? Если бы заговорщикам удалось лучше подготовиться к выступлению? :unknown:

Альтернатива

Историк и философ из Таганрога В. Поликарпов еще в начале 90-х г. XX в. рассмотрел сценарий «Восстание декабристов 14 декабря 1825 г. увенчалось успехом», попытавшись представить возможную последовательность и перспективы развития страны в том случае, если бы замысел декабристов увенчался успехом [Поликарпов B.C. Если бы… Исторические гипотезы. — Ростов н/Д: Феникс, 1996].

Когда собравшиеся на Сенатской площади войска были окружены частями, присягнувшими на верность новому императору Николаю I, то восставшие отбили несколько атак конницы. В это время на площадь явился «диктатор восстания» князь С. Трубецкой (в действительности так и не появившийся) и отдал приказ о наступлении. В результате конница была рассеяна и захвачены орудия, из которых Николай I отдал команду стрелять картечью по восставшим. В полном соответствии с планом были заняты Зимний дворец и Петропавловская крепость, арестован император Николай I и здесь же на месте расстрелян, во избежание различного рода последующих осложнений. Затем на площадь привели членов правительствующего Сената, председатель которого огласил манифест к русскому народу, подготовленный Северным обществом. Власть в Санкт-Петербурге оказалась в руках декабристов, которые создали свое правительство. Весть о победе восстания направляется членам Южного общества, которых поддержал черниговский полк во главе с П. Пестелем, С. Муравьевым-Апостолом и М. Бестужевым-Рюминым. Нашлись и сочувствующие армейские части, блокировавшие неблагонадежные полки царского правительства.

Чтобы воплотить в жизнь свои идеалы и цели, декабристы после прихода к власти проводят съезд для объединения Северного и Южного обществ и принятия решения конституции. На нем решили, что наиболее привлекательной в глазах стотысячного дворянства на нынешнем этапе преобразований российского общества будет конституция Н. Муравьева. По конституции во главе исполнительной власти стоит император. Он «соединяет в особе своей всю исполнительную власть», является верховным начальником «сухопутной и морской силы», назначает «посланников и министров, и консулов и представляет Россию во всех отношениях с иностранными державами», имеет право «останавливать действие законодательной власти и принуждает ее ко вторичному рассмотрению закона».

Конституция охраняла привилегии господствующего сословия, владеющего основными богатствами страны. Россия провозглашалась конституционной монархией, организованной на принципах федерализма. Всей полнотой законодательной власти обладало Народное вече, состоящее из двух палат: Верховной думы и Палаты представителей. Территория России разделялась на 13 держав и две области (Московскую и Донскую), причем каждая держава посылает в Верховную думу трех граждан. Московская область — двух, Донская — одного представителя.

Но, хотя восстание декабристов вспыхнуло под знаменем либерализма, оно способствовало укреплению в России революционной традиции в силу самого насильственного характера этой акции: таким образом, сама идеология и практика декабристов в зародыше содержала социалистический тоталитаризм. Логика развития установленной нами системы в итоге привела к тому, что на первый план выдвинулся Пестель, составивший программный документ «Русская правда». В силу ряда причин (рост числа люмпенов, недовольство крестьян тем, что им не отдали необходимое количество земли, и пр.) возросла социальная напряженность. Этим воспользовался Пестель, обладавший замашками диктатора, и при поддержке С. Муравьева, других радикально настроенных декабристов он устанавливает республиканский строй в стране. Теперь в качестве конституции принимается «Русская правда» Пестеля, согласно которой Россия становится строго централизованным государством. Земельный фонд делится на общественную и частную половины. Освобождаемые крестьяне получают земельные наделы, а в промышленности устанавливается свободная конкуренция.

По Поликарпову, Пестель сыграл роль Робеспьера, создав фактически прообраз тоталитарного государства. В результате Россия пережила эпоху террора, затем эволюционировала от диктатуры к демократическому режиму и стала высокоразвитой страной уже в конце XIX столетия.

И все же, прежде всего, возникает вопрос — могло ли победить восстание? :unknown:

В последнее время историки почти уверенно отвечают на него положительно, во всяком случае, утверждают, что «фатальной неизбежности неудачи декабристов в день 14 декабря 1825 года не было». А затем следует длинный ряд «если бы»: если бы они захватили Петропавловскую крепость, если бы взяли Зимний дворец, заняли Сенат и другие правительственные учреждения, если бы арестовали царскую семью. Этот перечень можно легко увеличить: если бы был у восставших сколько-нибудь организованный штабной аппарат, если бы была отлаженная связь между полками, если бы руководители восстания твердо знали, какие части будут на их стороне, если бы такое же внимание уделили не только привлечению войск на свою сторону и сбору их на площади, но и дальнейшим действиям и т. д.

При постановке вопроса о возможности победы декабристов не учитывается то, что для выполнения всех этих «если бы» требовались решительность и смелость, высокий уровень организованности и ответственности за порученное дело, а главное — на всех этапах восстания нужна была наступательность действий, т. е. необходимо было овладеть искусством восстания. Даже такой сильный шанс, как владение инициативой на первых порах, когда правительственная сторона вынуждена была лишь отвечать на действия мятежников, не был использован [Артамонов Д. Террористы и тираноборцы в России эпохи декабристов // Звезда. — 2008. — № 10].

Итак, восстание победило. К чему бы это привело? :unknown:

Б. Башилов в своей работе «История русского масонства» исходит из следующих обстоятельств.

Декабристы — это фанатики. А каждый русский фанатик — это эмбрион невольного политического злодея. Во имя осуществления своей политической идеи русский политик готов сжечь и других, и себя. Политический фанатизм делает из русского революционера человека, очень часто готового отдать жизнь во имя всеобщего блага, но готового шагать по горло в горячей человеческой крови к светлому будущему фантастической России, построенной по рецепту его партии.

Если бы восстание декабристов не было подавлено, они, руководимые желанием как можно быстрее достичь осуществления своих политических фантазий, как и большевики, пролили бы реки русской крови. Для фанатика, как и для ребенка, труден только первый шаг. Все, кто становится поперек фанатизму (а фанатизму становится поперек всегда вся жизнь, все люди), безжалостно сметается со все возрастающей свирепостью. В результате разгрома декабристского восстания мы имели только пять трупов и несколько десятков сосланных. А если бы победили декабристы, а затем бар-декабристов смела бы разбушевавшаяся народная стихия, то мы в 1825 г. имели бы не пять трупов, а, может быть, и пять миллионов.

Не подави Николай I восстания, мы, несомненно, имели бы такую репетицию русского кровавого и безжалостного бунта, во время которой, конечно, не уцелел бы и творец «Бориса Годунова», и «Мертвых душ», и «Войны и мира», все те, кто в эпоху, последовавшую за подавленным восстанием декабристов, создали неисчислимые духовные ценности. Если бы декабристы победили, Пестель так же неизбежно победил бы Муравьева-Апостола, как в октябре 1917 г. Ленин победил Керенского.

Но не будем ограничиваться Башиловым. Посмотрим, что же говорят другие историки?

А. Керсновский полагал, что Россия, в случае удачи этого восстания, погрузилась бы «в хаос, перед которым побледнели бы ужасы пугачевщины… Волна двадцати пяти миллионов взбунтовавшихся крепостных рабов и миллиона вышедших из повиновения солдат смела бы всех и все, и декабристов 1825 года постигла бы участь, уготованная «февралистам» 1917 года. Картечь на Сенатской площади отдалила… эти ужасы почти на столетие» [Керсновский А.А. История русской армии. Т. 2. — М.: Голос, 1992].

В свою очередь, В. Суворов пишет: «Декабристы шли к власти, провозгласив цель: отрежем головы царю, царской семье, купечеству, духовенству. Если они еще до захвата власти объявляли о своем стремлении залить Россию кровью, то уж залили бы… Да и самим декабристам та же участь улыбалась. И не могло быть иначе… Дорвавшись до власти, они бы неизбежно начали резать друг друга. Как резали якобинцы. Как резали большевики. Но в 1825 году России повезло, нашлись добрые люди, проявили гуманизм — шарахнули по одуревшим декабристам картечью, и те разбежались. Жаль, что в 1917 году не нашлось добрых людей по Ленину и Троцкому шрапнелью врезать» [Суворов В. Очищение. Зачем Сталин обезглавил свою армию? — М.: ACT, 2002].

Таким образом, в случае успеха декабристов Россию ожидали: 1) гражданская война; 2) физическое истребление императорской фамилии; 3) усиление полицейского режима настолько, что можно говорить о «гестапо Павла Пестеля». Некоторые авторы обвиняют Пестеля в склонности к личной диктатуре, радикализме, уповании исключительно на силовые методы руководства страной и т. д. Отсюда делается вывод, что он оказал резко негативное влияние на ход планировавшихся декабристами преобразований.

С этим не согласны А.А. и А.Н. Нехамкины, полагающие, что выступление декабристов способствовало бы продвижению реформ. Противостояние на Сенатской площади дало пищу для размышлений и Николаю I. Оно стимулировало подготовку одних и осуществление других реформ. По его приказу было составлено резюме допросов декабристов: «Свод показаний членов злоумышленного общества о внутреннем состоянии государства», который император просматривал и находил много полезного для себя. 6 декабря 1826 г., т. е. почти через год после восстания, создается специальный комитет, приступивший к разработке плана реформ, выяснению того, что в стране «нынче хорошо, чего оставить нельзя и чем заменить». Россия не была отброшена в преобразованиях ни на 25, ни на 50 лет назад. Наоборот, под влиянием восстания правительство и император убедились, что без перемен не обойтись [Нехамкин А.А., Нехамкин А.Н. Если бы победили декабристы… // Вестник РАН. — 2006, том 76. — № 9].

Что же касается Пестеля, то, по мнению этих авторов, он был неоднозначной исторической фигурой со своеобразным характером. Из-за этого взаимоотношения Пестеля с лидерами и рядовыми участниками движения декабристов были достаточно сложными и далекими от безоблачности на протяжении всей истории тайных обществ. Особенно напряженными эти отношения складывались с руководителями Северного общества. Поэтому шансы Пестеля стать диктатором были малы. Рылеев и Трубецкой приложили бы все усилия, чтобы не допустить Пестеля к важным государственным постам. Однако нельзя полностью исключать и другой вариант: Пестель, несмотря на все препятствия, мог оказаться во главе «верховной власти».

Обычно о его действиях судят прямолинейно. Некоторые считают: чтобы их распознать, «достаточно заглянуть в первоисточники — «Русскую Правду», сочиненную Павлом Пестелем в качестве руководства на ближайшее будущее». Но такой путь вряд ли уместен. Подобную поправку на реальные обстоятельства надо делать и при прогнозировании деятельности Пестеля. Если бы он стал в конце 1825 г. правителем России, то планы реформ, изложенные в «Русской Правде», обязательно должны были пройти проверку действительностью.

Правда ли, что расстрел нескольких сотен участников восстания на Сенатской площади предотвратил пролитие «моря крови» в будущем?
Могли ли в случае успеха декабристов в стране начаться массовые беспорядки, гражданская война? :unknown:

Вряд ли — так считают некоторые историки. Во-первых, их предотвращению способствовало бы сохранение монархии как привычной большинству населения, устоявшейся формы правления. Этот шаг существенно снижал вероятность гражданской войны. Действительно, в случае немедленной ликвидации монархии революционными властями ее сторонники под лозунгом «восстановим монархию» могли создать массовую вооруженную армию и начать борьбу с захватившими власть «родовитыми изменниками», «цареубийцами», «выскочками», которые осмелились уничтожить императора и его семью.

Однако предполагаемое сохранение монархии лишало противников нового режима внутри страны реальной основы для борьбы.

Во-вторых, для гражданской войны в первой половине XIX в. отсутствовали социальные причины. Для ее начала необходим ряд предпосылок — наличие: 1) «горючего материала», т. е. больших масс людей, для которых участие в боевых действиях длительное время является главным профессиональным занятием; 2) внешних факторов, способствующих распаду или ослаблению прежних государственных структур, проигранные войны, нахождение на территории страны иностранных войск, распад законного правительства и т. д.

Так что миф о декабристах, желавших утопить страну в крови исключительно из-за своих низменных качеств, несостоятелен.
Да правит миром любовь!
Аватара пользователя
ZHAN
майор
 
Сообщения: 71867
Зарегистрирован: 13 июн 2011, 11:48
Откуда: Центр Европы
Пол: Мужчина

Революция 1826 года (2)

Новое сообщение ZHAN » 17 авг 2021, 14:52

Весьма благоприятную картину последствий победы выступления декабристов рисует В. Лещенко. Принята Конституция, в основу которой положен проект Н. Муравьева-Апостола. Введены равенство всех подданных независимо от происхождения перед законом, выборность и несменяемость судей, гласность судопроизводства и священное и неприкосновенное право частной собственности. Во всех сферах жизни государства происходят глубокие реформы.

Группировка радикалов во главе с Пестелем отстранена от реальной власти и удалена от большой политики. В руководстве России выделяется группа прагматически настроенных деятелей-реформаторов.

На четыре десятилетия раньше, чем в реальной истории, начинается активное развитие капиталистических отношений. В результате освобождения крестьян возникает широкий рынок труда. Быстро развиваются машиностроение и текстильная промышленность.

Россия становится одним из ведущих игроков на европейской сцене. Ее могущество настолько велико, что Британии не удается создать антирусскую коалицию. В результате этого Крымская война просто не состоялась.

К 60-м гг. выросло целое поколение людей, не знавшее ни крепостного рабства, ни кнута. Остаются в живых и Пушкин, и Лермонтов. XIX в., когда в реальной истории так много было упущено и не реализовано, превращается в век возможностей реализованных [Лещенко В. Ветвящееся время. История, которой не было. — М.: Изд-во ACT, 2003].
Да правит миром любовь!
Аватара пользователя
ZHAN
майор
 
Сообщения: 71867
Зарегистрирован: 13 июн 2011, 11:48
Откуда: Центр Европы
Пол: Мужчина

Павел Пестель — диктатор

Новое сообщение ZHAN » 18 авг 2021, 10:23

В случае реализованной альтернативы на первый план неизбежно выдвигается личность Павла Пестеля.
Что это был за человек? :unknown:

Любопытно, что Пестель не интересовал Н. Эйдельмана, автора известных книг о декабристах — Михаиле Лунине, Сергее Муравьеве-Апостоле, Иване Пущине. Историк Е. Рудницкая не без оснований объясняет это тем, что Эйдельмана интересовали, прежде всего, личности, в которых доминирует нравственное начало. А планы Пестеля были, по ее словам,
«ориентированы на насаждение сверху, без учета воли народа и вопреки естественному ходу вещей, а потому осуществление этих умозрительных решений было возможно только силой тоталитарного государства»,
феномен Пестеля —
«полный разрыв с либеральными ценностями, которые изначально питали декабризм»
[Рудницкая Е.Л. Феномен Пестеля // Империя и либералы. Материалы международной конференции. Сборник эссе. — СПб.: Журнал «Звезда», 2001.]

Интересны характеристики, данные Павлу Пестелю его сослуживцами и соучастниками: все как один отмечали его замечательный холодный логический ум, непреклонную волю и «смелую, надменную уверенность в своих суждениях».
«В нем ощущалась уверенность в своем праве господствовать над другими людьми, право исключительного по своим дарованиям человека».
В Пестеле жила наполеоновская уверенность в торжестве собственной идеи, осуществляемой при помощи революционных изменений, и многие сравнивали его именно с Бонапартом. Последователь французских философов-энциклопедистов, Пестель желал облагодетельствовать Россию, жаждал скорейшего исправления русского общества и был готов применить для того насилие над самим обществом, потому что он, как ему казалось, знал, какие требуются изменения и как их следует проводить. Самодержавие раздражало его тем, что он, знающий, как можно замечательно управлять делами, принужден был подчиняться неумелому правлению. Он все обдумал. Все логически просчитал. Плодом его усилий стал объемный труд, названный им «Русской правдой», и в этом труде, по мнению исследователей, содержатся явные признаки социалистических идей, но социализм Пестеля особенного свойства — он был необычайно похож на обыкновенный фашизм. [Ярхо В. Рейхсфюрер Павел Иванович // Огонек. — 2003. — № 42.]

Что же предлагал Пестель? :unknown:

Прежде всего, он предложил новый путь развития России. Два вопроса, которые занимали русское общество весь XVIII в., он решает ясно и четко: отвергая все формы ограничения монархии, он предлагает сделать Россию республикой;
«рабство должно быть решительно уничтожено, и дворянство должно непременно навеки отречься от гнусного преимущества обладать другими людьми».
Одновременно уничтожаются все сословия:
«…само звание дворянства должно быть уничтожено; члены оного поступают в общий состав российского гражданства».
Настаивая на освобождении крестьян, Пестель считал необходимым сохранить общинное землевладение, которое должно было существовать рядом с частной собственностью на землю. Нежелание отдать частным хозяевам всю землю связано у Пестеля с его резким осуждением «аристократии богатства», иначе говоря — капиталистических тенденций. «Аристократия богатства» кажется ему значительно вреднее для народа, чем феодальная аристократия.

Как и все другие утописты, автор «Русской правды» не верит в то, что народ, счастьем которого он так озабочен, сможет сам понять свою пользу. Поэтому Павел Пестель уделяет особое внимание созданию министерства полиции («приказ благочиния»), организации системы шпионажа («тайный розыск»), цензуре, предлагает учредить корпус жандармов («внутреннюю стражу») по тысяче человек на губернию, считая, что «пятидесяти тысяч жандармов будет для всего государства достаточно».

«Северяне» отказались принять пункты программы Пестеля. Предлогом было пугавшее многих декабристов честолюбие полковника. Для этого были основания. Властный характер Пестеля отмечают все, знавшие его. К тому же он предвидел длительную диктатуру, необходимую для строительства республики. В ответ на замечание одного из декабристов относительно диктатуры, которая продлится несколько месяцев, Пестель резко возразил:
«Как, вы считаете возможным изменить всю эту государственную машину, дать ей другое основание, приучить людей к новым порядкам в течение нескольких месяцев? Для этого потребуется, по крайней мере, лет десять!»
Вероятность иметь автора «Русской правды» в качестве диктатора не менее чем на десять лет пугала членов Северного общества. Но больше всего — и в этом главная причина отказа принять «Русскую правду» «северянами» — пугал экстремизм программы Пестеля. Крайний характер его взглядов проявился во время допросов вождя Южного общества.

Пестель видел в диктатуре Временного революционного правления и меч против царей, и узду для масс. Он расходился с Сергеем Муравьевым-Апостолом, а также с «северянами» даже насчет способов привлечения солдат. Оппоненты Пестеля считали необходимым готовить простых солдат, кое-что им открывать и объяснять, сближаться с ними. Пестель же полагал, что солдаты в нужный час просто исполнят любой приказ, и раз так — не стоит им «голову морочить»; все дело в решимости офицеров. Большинство декабристских лидеров сопротивлялись такому подходу.
Да правит миром любовь!
Аватара пользователя
ZHAN
майор
 
Сообщения: 71867
Зарегистрирован: 13 июн 2011, 11:48
Откуда: Центр Европы
Пол: Мужчина

Старец Федор Кузьмич

Новое сообщение ZHAN » 19 авг 2021, 12:18

В альтернативной истории Пестель правил Россией до 1836 г. — десять лет, когда сорокатрехлетнего диктатора отстранили от власти (грызня в высшем руководстве России была неизбежна) и сослали в Сибирь. Сменивший его очередной «вождь» готовился, по примеру Наполеона Бонапарта, стать императором, растоптав Республику. Именно в Сибири в 1862 г. и произошла любопытная встреча двух «бывших». Но вначале о событиях, этому предшествовавших.

В январе 1864 г. в Сибири, в маленькой келье недалеко от Томска, умирал высокий седобородый старик.
«Молва носится, что ты, дедушка, никто иной, как Александр Благословенный, правда ли это?» — спросил у умирающего купец Хромов.
Уже много лет мучила купца эта тайна, которая сейчас, на его глазах, уходила в могилу вместе с загадочным старцем.
«Чудны дела твои, Господи: нет тайны, которая бы не открылась, — вздохнул старик. — Хоть ты знаешь, кто я, но ты меня не величь, схорони просто».

История старца Федора Кузьмича началась осенью 1836 г., когда к кузнице на окраине города Красноуфимска Пермской губернии подъехал верхом на лошади рослый плечистый человек, уже пожилой, одетый в простую крестьянскую одежду, и попросил подковать лошадь. В разговоре с кузнецом человек рассказал, что он едет «мир, да добрых людей посмотреть». Местная полиция странника задержала, спросила паспорт. Ответы его полицию не удовлетворили: зовут Федор Кузьмич, паспорта нет, родства не помнит, а странствует потому, что решил мир посмотреть. За бродяжничество страннику дали двадцать ударов плетьми и по этапу отправили на поселение в Сибирь.

Весной 1837 г. с партией ссыльных Федор Кузьмич прибыл в Боготольскую волость Томской губернии и был помещен на жительство на Краснореченский винокуренный завод. Здесь он прожил около пяти лет, а в 1842 г. переехал в Белоярскую станицу, затем — в деревню Зерцалы. Он с помощью каторжанина Иванова построил себе небольшую избушку-келью за деревней и жил в ней, периодически отлучаясь в соседние деревни. Переходя из дома в дом, он учил крестьянских детей грамоте, знакомил их со Священным Писанием, историей, географией. Взрослых он удивлял религиозными беседами, рассказами из отечественной истории, о военных походах и сражениях, причем вдавался в такие подробности, что это вызывало у слушателей недоумение: откуда он мог это знать?

Федор Кузьмич обладал и государственно-правовыми познаниями: он знакомил крестьян с их правами и обязанностями, учил уважать власть. По рассказам современников, знавших Федора Кузьмича, он обнаруживал прекрасное знание петербургской придворной жизни и этикета, а также событий конца XVIII — начала XIX столетий, знал всех государственных деятелей и высказывал довольно верные характеристики их. Он говорил о митрополите Филарете, Аракчееве, Кутузове, Суворове. Но он никогда не упоминал имя убитого императора Павла I.

В 1857 г. старец познакомился с состоятельным купцом С.Ф. Хромовым, который предложил ему переехать в Томск, где специально для него выстроил в четырех верстах от города келью. Осенью 1858 г. старец распростился с Зерцалами и отправился в Томск. Ставший при жизни легендой, Федор Кузьмич умер 20 января 1864 г. И хотя многие были убеждены, что это был император Александр I, достоверно о нем можно утверждать следующее.

Во-первых, таинственный старец был, безусловно, человек очень образованный, воспитанный, прекрасно осведомленный в вопросах государственных, исторических, особенно, что касается эпохи Александра I, знал иностранные языки, прежде носил военный мундир, бывал при дворе, хорошо знал петербургскую жизнь, нравы, обычаи и привычки высшего общества.

Во-вторых, он добровольно принял на себя обет молчания относительно собственной личности.

Он удалился от мира в целях искупления какого-то тяжкого греха, мучившего его всю жизнь. Не принадлежа к духовному званию, он был очень религиозен. Наружность, рост, возраст, глухота на одно ухо, манера держать руки на бедрах или одну за поясом, привычка принимать посторонних стоя и спиной к свету — все указывает на несомненное сходство Федора Кузьмича с Александром I.

На протяжении многих лет историки, подтверждая официальную дату смерти Александра I, решительно отвергали «досужие домыслы» о тождестве императора и сибирского старца. Другие исследователи допускали реальность легенды. Впрочем, гораздо важнее не фактическое содержание легенды, а то непреходящее моральное значение, которое имеет этот апокриф о царе, оставившем престол во имя покаяния и искупления греха.

Известно, что Л.H. Толстой под влиянием легенды о старце начал писать «Посмертные записки старца Федора Кузьмича, умершего 20 января 1864 года в Сибири, близ Томска, на заимке купца Хромова» [Архангельский А. Александр I. — М.: Вагриус, 2000].

В. Барятинский, исследователь этой загадки, считает, что император Александр I воспользовался своим пребыванием в Таганроге и легким недомоганием, чтобы привести свой план в исполнение. Он скрылся, предоставив хоронить чье-то «чужое тело». В пользу этого Барятинский приводит следующие доводы:

1. Во всех документах, относящихся к таганрогской драме, встречаются многочисленные противоречия. Ни один из документов не содержит таких важнейших сведений о кончине императора, как обстоятельства, при которых наступила смерть, число лиц, присутствовавших при кончине, поведение императрицы и т. д.

2. Исчезновение многих документов, связанных с этими событиями, в частности, части записок императрицы Елизаветы Алексеевны, освещающих события после 11 ноября.

3. Заведомо подложная подпись доктора Тарасова под протоколом вскрытия тела.

4. Ряд странных поступков ближайших родственников царя, явно посвященных в тайну.

5. Распространившиеся сразу после смерти Александра массовые слухи о том, что «везут чужое тело».

6. Анализ протокола вскрытия тела, сделанный по просьбе В. Барятинского крупнейшими медиками России. Они единодушно отрицают возможность смерти царя от малярии или брюшного тифа.

7. Поведение самого императора, начиная от его твердого намерения оставить престол до того факта, что он, чья религиозность не вызывает сомнений, даже не призывал духовника в последние дни болезни, не исповедовался перед смертью. Священник даже не присутствовал при его кончине! Это совершенно невозможно для Александра, который, если бы он действительно умирал, конечно, потребовал бы к себе духовное лицо. Даже окружавшие его близкие люди — и те, несомненно, послали бы за священником!

А в семье фельдъегеря Маскова, умершего 3 ноября 1825 г. в Таганроге, долго сохранялось предание о том, что их дед похоронен в соборе Петропавловской крепости вместо императора Александра I.

И еще один аргумент. Племянник лейб-хирурга Д. Тарасова, подписавшего свидетельство о смерти царя Александра, профессор И. Тарасов утверждал, что его дядя называл государя человеком святой жизни, но избегал разговоров о дне кончины любимого царя и почему-то не заказывал о нем панихид вплоть до 1864 г., после чего стал служить их ежегодно.
Что же произошло в 1864 г.? :unknown:
20 января 1864 г. в Томске скончался загадочный старец Федор Кузьмич.

В любом случае, кем бы ни был старец Федор Кузьмич, он нес крест императора Александра I, искупал его грех. Наверное, это сумел бы понять Павел Пестель, встретившись со старцем и опознав его.
Да правит миром любовь!
Аватара пользователя
ZHAN
майор
 
Сообщения: 71867
Зарегистрирован: 13 июн 2011, 11:48
Откуда: Центр Европы
Пол: Мужчина

Могла ли Россия избежать модернизации?

Новое сообщение ZHAN » 20 авг 2021, 13:53

Россия увлекаема роком — да свершатся судьбы ее.
Наполеон Бонапарт (из приказа по армии, июнь 1812 года)

Согласно известному высказыванию Джорджа Сантаяны «те, кто не помнит прошлого, обречены на его повторение». Эти слова кажутся особенно верными применительно к России, вновь находящейся на историческом перепутье. Осмысление российского опыта реформ по-прежнему исключительно актуально.

Исторический путь России — это, прежде всего, модернизация традиционного общества, периодически возобновляемые реформы и преобразования. В то же время именно история показывает нам, особенно на примере стран «запоздалого» развития, что модернизация — это продвижение вперед, которое может стимулировать острые общественные противоречия, напряжения и конфликты.

На пути модернизации встают различные опасности и ловушки. Они, как правило, выражаются в расколе общества между модернизаторски настроенными и традиционалистски ориентированными слоями населения. Все эти диспропорции и противоречия, порожденные частичной, ограниченной модернизацией, способны затормозить и даже повернуть вспять весь процесс.

Поэтому история модернизации знает периодические срывы, застойные периоды и попятные тенденции — в России в конце XIX и в начале XX в., в Японии в 30–40-е гг. XX в., в Иране в конце 70-х — начале 80-х гг. XX в., в других странах.

Что же представляла собой модернизация в России, были ли у нее иные варианты и сценарии? :unknown:
Да правит миром любовь!
Аватара пользователя
ZHAN
майор
 
Сообщения: 71867
Зарегистрирован: 13 июн 2011, 11:48
Откуда: Центр Европы
Пол: Мужчина

Реформы и реформаторы в истории России

Новое сообщение ZHAN » 21 авг 2021, 16:26

При рассмотрении исторических альтернатив модернизации первостепенное значение приобретает соотношение исторического контекста и субъектов исторической деятельности. А в качестве исторических альтернатив модернизации следует рассматривать не наши модели «переделанного» прошлого, а варианты действия, которые выстраивали в своих намерениях и желаниях исторические деятели.

Современный историк А. Каменский обращает внимание на то, что когда в конце 80-х — начале 90-х гг. XX в. на фоне общего резкого всплеска в нашем обществе интереса к истории появились публикации, в которых так или иначе затрагивалась история российских реформ, отчетливо выявился целый ряд стереотипов. Например, некоторые авторы с горечью писали о том, что беда всех российских реформ состоит в том, что они осуществлялись властью, «сверху».

Но тогда возникает вопрос, могут ли реформы задумываться, разрабатываться и осуществляться народными массами? :unknown:

Власть при этом, в свою очередь, постоянно упрекали в том, что она на протяжении всей своей истории посредством реформ саму себя укрепляла. Иначе говоря, вместо того чтобы саму себя разрушать, она саму себя укрепляла. Видимо, предполагалось, что Петр I или Александр II, проводя реформы, должны были разрушить самодержавие и отречься от престола. :lol:

Далее, широко распространенным было представление о том, что все реформы в русской истории не были доведены до конца, то ли потому, что они просто не были доведены до конца, то ли потому, что за ними следовали контрреформы.
Именно на этом основывались реформаторы первой волны, когда в начале 1990-х гг. говорили о том, что, дескать, у России впервые появился исторический шанс довести модернизацию до конца. Говорили и об особых свойствах русского народа, его консервативности, привычке к рабству, отсутствии демократических традиций — в одном варианте. В другом варианте — о его соборности, об особом понимании социальной справедливости, особых взаимоотношениях с государством и т. д.

Но, приняв любую из этих точек зрения, мы опять же должны будем признать, что такова природа русского человека, русского народа, и возвращение либо в советское, либо в постсоветское прошлое для нас, вообще-то, неизбежно.

Реформы в России проводились начиная с Ивана Грозного. А если копнуть глубже, можно вспомнить и княгиню Ольгу с ее «уроками и погостами». Но реформа — это, по удачному определению O.Л. Лейбовича, «клеточка модернизации», всего лишь один из способов (технологий) модернизации, наряду с другими.

Первая модернизация в России началась только при Петре I. К моменту его прихода к власти в стране произошли значительные сдвиги. Возникли первые промышленные предприятия мануфактурного типа, росли кустарные промыслы, ремесла, развивалась торговля сельхозпродуктами. Возрастало общественное и географическое разделение труда — основа развивающегося всероссийского рынка. Город отделялся от деревни. Выделялись промысловые и земледельческие районы. Развивалась внутренняя и внешняя торговля. Получили дальнейшее развитие русская культура и науки. Во второй половине XVII в. начинает меняться характер государственного строя на Руси, появляется все больше элементов абсолютизма.

Однако Россия отставала от передовых стран Европы, что представляло опасность для суверенитета страны. Войско в основном состояло из отсталого дворянского поместного ополчения и стрельцов, плохо вооруженных и обученных. Неповоротливый государственный аппарат, во главе которого стояла боярская аристократия, не отвечал потребностям страны. Сохранялся патриархальный образ жизни. Южные границы России оставались не защищенными. Почти каждый год с наступлением весны крымские татары проникали в пределы русских земель, убивали, грабили, угоняли население и скот.

Позднее, с XVIII в., государство, осознав военно-техническое и экономическое превосходство более развитых к тому времени стран Европы, поворачивает огромную страну в русло «догоняющей модернизации»: внедряет мануфактурную промышленность, новую систему вооруженных сил и управления, светскую науку и образование, другие элементы новоевропейской культуры. Однако новые идеи, институты и процессы попали на социокультурную «почву», не подготовленную для их восприятия. В результате императорский период истории России характеризует культурный и психологический «разрыв» между быстро меняющейся городской культурой и более консервативной культурой деревни. Россия одновременно жила как бы в разных эпохах.

Оборотной стороной «догоняющей модернизации» стал рост социальной напряженности между верхами (дворянством и интеллигенцией) и традиционными низами (главным образом, крестьянством).

Известный советский историк А. Зимин полагал, что расхождение между цивилизациями в XVIII и XIX вв. было настолько разительным, что «могло создаться впечатление о двух мирах, живущих каждый своею жизнью». Отличия между этими цивилизациями были порождены разными историческими условиями жизни. Дворянская цивилизация основывалась на подневольном труде крестьян. Недаром с падением крепостного права начался ее закат. Она могла создавать свои шедевры в усадьбах и парках так же, как греческие философы творили за счет рабов, а американские писатели в плантациях, обслуживавшихся неграми. Крестьянская же цивилизация порождена потом и кровью, повседневными заботами о хлебе насущном, о босоногих несчастных ребятишках. Дворянская цивилизация была вскормлена европейскими учениями. Она не имела реальных корней в российской действительности, была вненациональной. Крестьянская цивилизация — плоть от плоти порождение «матери-сырой земли».

Другой наш историк и культуролог, А. Ахиезер, также пишет о разрыве, «социокультурном расколе» между верхом и низом, охватившем всю страну. Отсюда — высокий уровень дезорганизации общества, неэффективность решений, поскольку решения в дезорганизованной среде не могут быть эффективными. А дезорганизация порождает опасность постоянного сползания к катастрофе.

Основным методом осуществления реформ при Петре являлось насилие, а инструментами модернизации оказались самодержавие и крепостное право. Цель, которую достиг царь-реформатор, — создание жестко централизованного, милитаризованного государства с унифицированной системой управления, осуществляющего постоянный контроль за каждым подданным, не имеющим личных свобод, а лишь право и обязанность трудиться на общее благо.

При Петре I прекратилась культурная изоляция России. Но поскольку благотворные последствия деятельности монарха в этом направлении почувствовала только привилегированная часть общества, в последующие два столетия социокультурный процесс в России имел двойственный характер. Европеизированная элита перенимала западные ценности и идеалы, а основная часть населения продолжала жить в традиционной патриархальной среде, по-прежнему отгороженная от внешнего мира глухой стеной. Поэтому, хотя в научно-техническом и социально-экономическом отношении Россия не приблизилась к Западу, но через образованный слой она оказалась европейской в духовном плане.

Наконец, со времен Петра Россия стала влиятельным участником европейской политики. Эти обстоятельства обусловили специфику последующего политического развития России. Тем не менее величие империи при Петре I было главной целью, а общество — лишь средством для ее осуществления.
Да правит миром любовь!
Аватара пользователя
ZHAN
майор
 
Сообщения: 71867
Зарегистрирован: 13 июн 2011, 11:48
Откуда: Центр Европы
Пол: Мужчина

Последствия последствий петровских реформ

Новое сообщение ZHAN » 22 авг 2021, 12:10

Последствия петровских реформ в разных сферах были далеко не одинаковы, причем некоторые изъяны этого варианта ранней модернизации воспроизводились и на более поздних этапах истории. Петр пытался заимствовать технику и технологию в отрыве от тех социальных и экономических институтов, в рамках которых они действовали в Западной Европе.

Неудивительно, что использование зарубежных технологических образцов приводило к результатам, прямо противоположным тем, которые достигались в других странах. Например, если в Западной Европе развитие мануфактурного производства сопровождалось распадом феодальных структур, то в России насаждение мануфактур «сверху» лишь придало дополнительный импульс такому институту феодализма, как крепостное право.

Некоторые нововведения были совершенно не подготовлены предшествующим развитием страны и имели искусственный характер. Так, например, когда Петр I учреждал в Санкт-Петербурге первый университет, из-за границы пришлось «выписывать» не только преподавателей, но и студентов.

Уже в петровскую эпоху проявились те негативные аспекты европеизации нашей культуры, которые впоследствии стали ее неизбежным спутником. В рамках одной страны возникло два сосуществующих общества, два народа, обладавшие разными ценностями и идеалами, тяготевшие к разным путям развития и плохо понимающие друг друга. При этом многие отмечают также внешний, искусственный характер европейских заимствований, их развращающее действие на души приобщающихся к западной культуре дворян. В. Ключевский так пишет о русских, направленных Петром на обучение за границу:
«Неподготовленные и равнодушные, с широко раскрытыми глазами и ртами, смотрели они на нравы, порядки и обстановку европейского общежития, не различая див культуры от фокусов и пустяков, не отлагая в своем уме от непривычных впечатлений никаких помыслов».
А по возвращении домой
«с этих проводников культуры легко свеивались иноземные обычаи и научные впечатления, как налет дорожной пыли, и домой привозилась удивлявшая иностранцев смесь заграничных пороков с дурными родными привычками».
[Ключевский В.О. Русская история. Полный курс лекций в трех книгах. — М.: Мысль, 1993.]

«Созданный в первой четверти XVIII века, — пишут современные историки, — мощный механизм власти помог мобилизовать силы страны, в кратчайший срок создать современную промышленность, выиграть тяжелейшую войну, заложить основы светского образования, внедрить ряд культурных инноваций и европеизированный образ жизни». [Кац А.С. Евреи. Христианство. Россия: От пророков до генсеков. — М.: ACT, 2007].

Но при всем блеске военных успехов и технических усовершенствований петровские реформы ярко обнажают «самоедский» характер государственного ответа на европейский вызов: мощное государство, высокие налоги, круговая порука; в результате — медленное экономическое развитие. Естественным следствием оплаченного огромной ценой рывка стало вновь нарастающее отставание от уходящей вперед Европы.

Но другая, до сих пор привлекательная сторона петровской реформы — подчеркивание культурной общности с Европой, резкое усиление влияния европейских социальных стандартов и традиций. Все это делалось также методами грубого государственного насилия. Но результаты оказались парадоксальными: государство насильственно сформировало независимые от государства социальные группы. Это произошло не сразу, но все-таки довольно быстро, в течение одного-двух поколений.

Под европейским влиянием дворянство начинает стремиться к независимости, выбивает у государства все новые права и свободы. Постепенно формируются хотя бы минимально независимые от чиновника ячейки гражданского общества. Русский аристократ середины XVIII в. чувствует себя куда естественнее при французском дворе, чем при османском. Европейское влияние видно и в распространяющемся представлении о гражданских правах (естественно, в форме прав дворянства), и в крепнущем убеждении в незыблемости частной собственности (также, естественно, в первую очередь дворянской).

«Осовременивание» России осуществлялось путем административного вмешательства. Сущность петровских преобразований в том, что они представляли собой классический пример радикальных реформ, проведенных государством «сверху», без участия и, скорее, при сопротивлении широких слоев общества. Основным инструментом их проведения явилось законодательное регулирование всех сторон жизни, направленное на реализацию идеи государственного блага.
Но могло ли быть иначе? :unknown:

Однако, несмотря на высокую цену и жертвенность петровских преобразований, Россия так и не стала европейской страной. Европеизация затронула лишь внешнюю оболочку российской жизни, но не ее ядро, внутренняя суть российского общества осталась прежней — азиатской, феодальной. Достаточно обратиться к тому же В. Ключевскому, чтобы увидеть картину коррупции, воровства в верхах, неприглядных разборок в Сенате.
«В последние годы жизни Петр издал ряд указов, проникнутых необычным ему настроением. Это… многословные, расплывчатые поучения, в которых автор и жалуется на общую служебную распущенность, и скорбит о пренебрежении указов, грозящем государству конечным падением, подобно греческой монархии, и сетует, что ему не дают покоя частными просьбами, что он не может среди жестокой войны за всем усмотреть сам».
К тому же низ отвечал разбоями на произвол верхов.
«Это была молчаливая круговая порука беззакония и неспособности здесь и безрасчетного отчаяния там».
На протяжении последующих полутора столетий Россия не переживала серьезных периодов реформаторства, хотя преобразования проводились, и среди них было немало достаточно важных. Однако они принципиально не изменили российского общества и государства. В силу особенностей российской действительности — недостаточности развития классовых отношений — движение вперед было возможно лишь при импульсах со стороны самодержавия.

Согласно оценке Е. Гайдара, в основе развития послепетровской России лежало глобальное противоречие, которое прошло сквозь всю русскую историю XVIII–XX вв. и с балластом которого мы входим и в XXI век. Выдавая нужду за добродетель, это противоречие назвали «особым», «мессианским» путем, в то время как в действительности здесь была то явная, то скрытая борьба между двумя путями при невозможности выбрать один из них. В трещину этого противоречия свалилась царская, затем коммунистическая империя. Над этой трещиной мы и сегодня строим здание новой России. Копируя во многих, особенно внешних, культурных формах европейский путь, мы не имели главного — развитого рынка, свободного от государственно-бюрократического диктата, свободных отношений частной собственности. Это был какой-то перманентный кризис «западно-восточной структуры» общества. [Гайдар Е. Государство и эволюция. — СПб.: Норма, 1997].

По существу, Петр и Екатерина представляют собой две модели российских реформ, полагает историк А. Каменский. Оба, в конечном счете, пытались добиться эффективности управления. Оба добивались преодоления того, что они считали социально-экономической, социально-политической отсталостью страны, осуществляли модернизацию. И Петр, и Екатерина стремились к реализации определенных идеальных целей, которые восходили к неким теоретическим западноевропейским положениям того времени. Но условия, в которых они действовали, были различны.

Именно это обстоятельство — различный культурно-исторический контекст — играет важную роль в процессах обновления и модернизации.
Да правит миром любовь!
Аватара пользователя
ZHAN
майор
 
Сообщения: 71867
Зарегистрирован: 13 июн 2011, 11:48
Откуда: Центр Европы
Пол: Мужчина

XIX век

Новое сообщение ZHAN » 23 авг 2021, 12:05

Несмотря на все модернизационные усилия, к XIX в. Россия представляла собой
«огромное, необъятное мужицкое царство, закрепощенное, безграмотное, но обладающее своей народной культурой, основанной на вере, с господствующим дворянским классом, ленивым и малокультурным, нередко утерявшим религиозную веру и национальный образ, с царем наверху, в отношении к которому сохранилась религиозная вера, с сильной бюрократией и очень тонким и хрупким культурным слоем».
[Бердяев Н.А. Истоки и смысл русского коммунизма. Репринтное воспроизведение издания YMCA— PRESS, 1955 г. — М.: Наука, 1990.]

В начале XIX в. образованные круги России понимали необходимость проведения реформ, затрагивающих социально-экономические преобразования в духе экономического либерализма, и политических новаций, включая конституционное оформление народного представительства. Но эти планы не были реализованы. Их осуществлению помешали как внешние, так и внутренние факторы. Россия оказалась вовлеченной в качестве влиятельного актора в европейскую политику, что не позволило ей сосредоточиться на внутригосударственных проблемах. Внутри страны сопротивление оказывали консервативно настроенная аристократия и правительственная бюрократия, к которым добавлялась деятельность радикалов. Идеи революционного радикализма, активно проникавшие в то время на российскую почву, привели совсем не к тем результатам, на которые рассчитывали их сторонники.

При Александре II власть стремилась, сохраняя политическую стабильность, осуществлять программу социально-экономических реформ, но не под давлением «снизу», а путем целенаправленных и обдуманных действий «сверху». Народу было предоставлено столько гражданских прав и свобод, сколько он мог, в меру своей тогдашней политической зрелости, реализовать и усвоить. Впервые в истории России начался процесс освобождения общества от всепроникающего бюрократического контроля. Экономическая и социально-культурная сферы получали определенную автономию, что на практике означало реальное движение к гражданскому обществу.

Этому же способствовали судебная реформа и учреждение системы местного самоуправления. Реформы эпохи Александра II представляли собой наиболее значимую в нашей истории попытку модернизации по либеральной модели, когда реформировались не только технологии, но и социальные институты.

Во второй половине XIX в. характерной чертой российского исторического процесса было чередование реформ и контрреформ. Властная элита под влиянием поражения в Крымской войне начала проведение реформ, но они не были завершены. Опыт российской истории свидетельствует, что власть хронически опаздывала с проведением необходимых преобразований и не желала идти на сколько-нибудь значительные уступки. Российские самодержцы шли на серьезные реформы только под давлением чрезвычайных обстоятельств — крупных военных поражений или мощных народных восстаний. Такой важный фактор модернизации существующего строя, как либерально-оппозиционное движение, в России действовал очень слабо.

В целом либеральные реформы 1860–1870-х гг. стали одним из переломных событий в отечественной истории, положив начало модернизации всех сфер общественной жизни и со временем существенно изменив социальный, экономический и культурный облик России. Был сделан важный шаг на пути превращения страны в индустриально-аграрную.
«Только после Великой реформы эрозия стала постепенно распространяться на деревню — сердцевину традиционного общества».
[Дискин И.Е. Российская модель социальной трансформации // Pro et Contra — 1999. — № 3.]

Либеральные новации в области судоустройства, в образовании и культуре, в развитии органов местного самоуправления способствовали созданию условий для формирования элементов гражданского общества и развития общественной самодеятельности. Реформы способствовали активизации хозяйственной жизни и успехам экономики, повлияли на развитие гражданского самосознания, распространение просвещения и, в целом, улучшили качество жизни, приблизив ее к европейским стандартам.

Александр II сыграл огромную роль в стране, которой он правил в 1855–1881 гг. Он освободил крепостных в 1861 г., за два года до Декларации об освобождении, подписанной в США Авраамом Линкольном, и провел «Великие реформы», в результате которых появились суды присяжных и увеличилась свобода слова. Однако реформы ускользали от Царя-Освободителя, а его попытки бороться с ретроградами лишь усиливали недовольство людей, желавших более осмысленных перемен. Его правление завершилось трагедией.

В Западной Европе цикл буржуазных революций XVII–XIX вв. обеспечил полную смену феодальных структур и отношений. В России же в ходе реформирования удержались многочисленные пережитки традиционного общества и элементы феодальных отношений — самодержавная власть, крупное помещичье землевладение, средневековая крестьянская община, сословное и национальное неравенство, ведущая роль дворянства в политической жизни. Но не потому, что преобразования в «обществе социальной молодости» осуществлялись «сверху», самодержавной властью. Иного субъекта творчества не было. А потому, что слишком своеобычны были общество, власть, народ.

Большинству крестьян свобода принесла невыносимое бремя ответственности. Раньше барин — справедливо, нет ли, решал судьбу крепостного, а теперь — изволь сам. Только ответственный, крепкий хозяин мог выдержать этот удар. Но в России слишком велика народная масса, жаждущая только покоя. Или, если доведут, наоборот, бунта, после которого сама же просит верхи успокоить себя. И подставляет спины для кнута.

Вот почему сорок лет спустя после реформы ее не может простить бывший крепостной раб? Вспомните чеховский «Вишневый сад».
Фирс. Перед несчастьем то же было: и сова кричала, и самовар гудел бесперечь.
Гаев. Перед каким несчастьем?
Фирс. Перед волей.
В результате действия левых радикалов перечеркнули всяческую возможность довести до логического завершения модернизацию. Закрепления итогов реформаторства не произошло.

Историк А. Левандовский одним из первых еще на исходе советской эпохи заговорил об «отщепенцах», этих «возмутителях спокойствия» второй половины XIX в., кредо которых —
«не идти на компромиссы, не сотрудничать с властью, не входить в систему обыденных служебных и бытовых отношений, не преобразовывать существующее путем повседневной «рутинной» деятельности, а бить его насмерть, разрушать беспощадно во имя светлого будущего».
Эти идеи десятилетиями внушали обществу «властители дум» — Чернышевский, Писарев, затем — Бакунин, Лавров, Ткачев. Не дай бог «отщепенцам» из исключения превратиться в правило, стать определяющей силой.

«Нечто подобное и произошло в пореформенной России, придав ее истории неизъяснимо трагический характер», — пишет Левандовский.

Убедившись в бесперспективности революции «снизу», часть радикалов обратилась к политическому террору. Однако убийство Александра II обусловило не только откат реформ, но и усиление позиций консервативных элементов в эпоху Александра III. С его воцарением в социально-политической сфере возобладал контрреформаторский курс, но начатые ранее преобразования инерционно способствовали бурному экономическому росту в стране.
Да правит миром любовь!
Аватара пользователя
ZHAN
майор
 
Сообщения: 71867
Зарегистрирован: 13 июн 2011, 11:48
Откуда: Центр Европы
Пол: Мужчина

Вхождение в XX век

Новое сообщение ZHAN » 24 авг 2021, 20:56

В последние десятилетия XIX в. в России развернулась первая фаза индустриальной революции. В этот период значительно увеличилась численность городского населения, шел процесс формирования массового среднего класса, других социальных групп, вызванных к жизни модернизацией.

Между тем в обществе нарастал разрушительный потенциал, прежде всего, как следствие радикальной ломки устоявшихся социальных отношений и связей, традиционного образа жизни в ходе болезненной и противоречивой модернизации. Медленно, но неуклонно общество продвигалось от патриархальной структуры с ее родовыми пережитками, сословиями и традиционной крестьянской культурой к более современной модели. Избыточное сельское население выталкивалось в город, пополняя ряды маргиналов, плохо приспособленных к жизни в новых условиях, лишенных своих культурных корней и видящих лишь две формы борьбы за социальные блага — нарушение закона (преступность) и бунт (революция). Так формировалось социальное пространство деятельности «бесов» и «отщепенцев» с их патриархально-патерналистским сознанием и утопическими воззрениями.

Причины, по которым в России в начале XX в. доминировал подобный тип сознания, заключались в том, что Россия не знала национальных аналогов тех важнейших социокультурных феноменов, которые сформировали западноевропейскую цивилизацию: Возрождение, Реформация, Просвещение. В итоге, колоссальная — на столетия — отсталость в развитии массового образования, в интеллектуализации России. Достаточно сопоставить даты учреждения европейских и российских университетов. Университет Болоньи основан в XII в.; Оксфорд — в XII в.; Сорбонна в XIII в. Магистры Парижского университета уже в 1255 г. были обязаны в своих лекциях комментировать «Метафизику» Аристотеля. Первый университет в России, как известно, был учрежден в 1755 г. — это XVIII в. Опоздание в пять веков в осознании потребности для целей развития страны массового образования — это целая историческая эпоха.

В книге В. Ключевского «Сказания иностранцев о Московском государстве» среди двенадцати разделов, описывающих различные стороны жизни и быта Московии XV–XVII в., образование не упоминается — нет свидетельств. Зато есть свидетельства противоположного свойства. Посол Англии в Москве Дж. Флетчер (XVI в.) в одном из своих писем отмечает:
«Цари не дозволяют подданным выезжать из отечества, боясь просвещения, к коему россияне весьма способны, имея много ума природного».
В Московском государстве XVI в. на 1000 москвитян едва один умел читать. Образовательная школа появляется в России лишь при Екатерине II. К концу ее царствования по всей стране было около 316 народных училищ, где получали общее образование более 17 тысяч детей. На принципиальную важность просвещения, творческой мысли для исторического процесса указывал русский историк XIX в. А. Щапов. По его мнению,
«вся история России есть, по сути, процесс искусственного торможения «умственного развития» общества на «научно-рациональной основе».
Массовое невежество и традиционалистские ценности накладывались на издавна существующий социокультурный раскол, превратившийся к началу XX в. в системную характеристику общества. В свою очередь, недальновидная политика правящих кругов мало способствовала общественному успокоению. В обществе все более широко распространялись оппозиционные идеи, установки бунтарства, подогреваемые «революционной пропагандой», нарастала социальная напряженность. Главной движущей силой социальных революций эпохи Нового времени были не буржуазия или пролетариат, а именно социальные маргиналы.

Основа всякого гражданского правового государства — не рыночная экономика, не демократия, а склонность к честной конкуренции свободных людей. То есть когда более энергичный, более трудолюбивый, более способный, более образованный и профессионально подготовленный человек имеет больше шансов опередить конкурентов и заработать больше социальных благ. Ведь социальная конкуренция была и будет всегда, поскольку все люди разные. Одни рождаются от природы более способными, с повышенной энергетикой и интеллектуальными способностями, другие — чего-то из этого лишены, третьи — вообще обделены природой. Затем — сказывается воспитание в семье, потом — в обществе, в школе, окружающей среде, иначе говоря, в ходе процессов социализации. Наконец, люди по-разному усваивают знания, по-разному воспринимают один и тот же социальный и культурный опыт и, соответственно, по-разному применяют его в своей жизненно значимой практике. Поэтому для одних смысл жизни в самоутверждении и самореализации, а другие над этим лишь посмеиваются.

Если общество неблагополучно, как это было в России рубежа XIX–XX вв. в ходе болезненной и противоречивой модернизации, то в социальные маргиналы превращается значительная часть людей, в основном из тех, что плохо приспособлены к жизни в новых, изменившихся социальных условиях. Человек лишь склонен к Добру, но не принадлежит ему. В обществе должны сложиться условия, когда Добро будет одолевать Зло.

В начале XX в. в России социальные и культурные перемены стали отражаться и в социально-политической сфере. Выросла общественная активность различных групп городского населения. Общими для них были стремление к непосредственному участию в политической жизни, выдвижение требований, направленных на институционализацию такого участия. Сначала эти требования находили место в программах первых партий социалистической ориентации (социал-демократы, эсеры), а затем и в деятельности более умеренных либеральных оппозиционных групп.

Однако надеждам на мирное, эволюционное продвижение по пути политической модернизации не суждено было сбыться. Николай II и его ближайшее окружение отвергали возможность ограничения самодержавной власти. События 1905–1907 гг. были типичным проявлением революционного кризиса, обусловленного резким отставанием процесса политической модернизации от сдвигов в экономике и социальной структуре.

Таким образом, модернизация развивалась в основном в русле имперской модели, сформировавшейся со времен Петра I. Ее отличали:
а) выборочное заимствование технологических, главным образом военно-промышленных, достижений более развитых стран в обмен на вывоз сырья;
б) одновременно с этим ужесточение эксплуатации собственного народа добуржуазными, архаическими методами;
в) растущая централизация и бюрократизация управления. Модернизация, таким образом, осуществлялась узко, избирательно и была глубоко противоречивой, аномальной.

При этом модернизационные преобразования шли главным образом сверху вниз, не имея обратной связи. Государство и его институты безраздельно доминировали, оказывая репрессивное воздействие на общественную самостоятельность, на формирование национальной культуры и национального самосознания.

На протяжении XVIII–XX вв. попытки модернизировать Россию были едва ли не основным содержанием отечественной истории. Модель проводимых в России реформ порождала парадоксальное сочетание высокой художественной культуры с повседневным бескультурьем и невежеством. Прогресс в реализации смелых технических проектов уживался с потрясающе пренебрежительным отношением к человеческой жизни, полным неуважением к личности человека.

Эта модель фактически сохранилась и в советский период, хотя под иными идеологическими лозунгами. «Большевистский переворот» реально обнажил две объективные тенденции в социально-экономическом и политическом развитии страны. Первая из них состояла в эволюционном развитии общества по «нормальному», «цивилизованному», эталонно-западному пути модернизации. В качестве ведущей силы, способной направить на такой путь Россию, могла бы выступить отечественная либеральная буржуазия. Вторая состояла в неизбежности социального взрыва и в дальнейшем развитии, определяющемся уже логикой этого взрыва.

Для России вопрос выбора пути решался конкретной расстановкой политических и классовых сил. В действительности, либеральная буржуазия, недовольная безраздельным господством царской бюрократии, отсутствием в стране элементарных демократических свобод, жаждавшая видеть Россию современным «европеизированным» государством с конституцией и парламентом, оказалась неспособной к сколько-нибудь серьезному политическому действию.

И. Клямкин полагает, что все российские модернизации были достаточно успешными в рамках тех целей, которые перед ними ставились. При этом, говоря о российских модернизациях, он подразделяет их на две группы. Первая группа — технологические, вторая — социально-политические. Они не совпадали во времени, шли, как правило, асинхронно, хотя иногда и пересекались. Они проводились принципиально не так, как в Европе.
«Весь вопрос в том, насколько их опытом можно воспользоваться сегодня? Дело в том, что очень часто к опыту Петра, Сталина обращаются как к позитивному: «вот были такие великие прорывы, давайте ими воспользуемся!» Забегая вперед, скажу, при всем том, что они были успешными в рамках тех целей, которые они в свое время ставили, воспользоваться ими сегодня никакой возможности нет.
Это все принадлежит истории. История поучительна только в том смысле, что ее нельзя повторить».
[Клямкин И. Приказ и закон. Проблема модернизации в России.]

История России демонстрирует нелинейный характер ее модернизации. Складывается впечатление, что нередко модернизационные процессы в стране были вынужденными, преждевременными, опережали естественные темпы ее развития, осуществлялись раньше, чем страна созревала для перемен. Каждый раз происходил прогрессивный сдвиг, но половинчатый и частично-локальный (реформы Петра Великого, преобразования Екатерины II и Александра II, реформа Столыпина, сталинская тоталитарная модернизация, преобразования Хрущева, горбачевская перестройка, реформы Ельцина — Гайдара). В начале XX в., не говоря уже о более ранних временах, мы по всем ведущим параметрам — отраслевой структуре экономики, типам собственности, социальному составу, соотношению городского и сельского населения, уровню образования или гигиены, семейному и демографическому поведению — кардинально отличались от своих европейских соседей. «Это были разные миры». Ныне этого разрыва нет, есть только остаточные различия. Так что подобные модернизационные «лоскутно-половинчатые потуги» вряд ли можно принять за полноценные ответы на вызовы истории.

Является ли такой тип развития для нас уже привычным и создает ли он преграды для модернизации как рационализации общественной жизни? Каковы другие особенности российской модернизации, и действительно ли они и сегодня жестко детерминируют преобладание авторитарных методов модернизации в рамках мобилизационных моделей развития страны? Иначе говоря, насколько жестко российская история задает нынешнюю и будущую модернизацию России? :unknown:
Да правит миром любовь!
Аватара пользователя
ZHAN
майор
 
Сообщения: 71867
Зарегистрирован: 13 июн 2011, 11:48
Откуда: Центр Европы
Пол: Мужчина

Альтернативы российской модернизации

Новое сообщение ZHAN » 25 авг 2021, 22:09

Альтернативы модернизации — один из аспектов общесоциального развития. Выявляя и изучая альтернативные ситуации в истории модернизации различных стран и цивилизаций, историк рассматривает и просчитывает разные варианты исторического процесса.

Вместе с тем, по словам С. Экштута, ремесло историка потеряло бы свою неизъяснимую прелесть, если бы мы всегда находили ключ от той шкатулки, которая попадает нам в руки. В истории есть и всегда будет нечто непознаваемое, какая-то тайна. Мы будем стремиться проникнуть в нее различными нетрадиционными методами, будем частично эти тайны разгадывать, но всегда будут появляться новые тайны.

Что дает применение идеи альтернативности исторического развития к постулатам модернизационной теории и исторической практике модернизации? :unknown:

В интеллектуальном плане это обогащает и расширяет поле размышлений и интерпретаций историка. В эмоциональном отношении переживание нереализованных исторических возможностей является важным элементом исторического сознания. Наконец, применение идеи альтернативности к теории и опыту модернизации позволяет лучше понять разнообразные аспекты и сюжеты социальных трансформаций, более адекватно уяснить проблему «человеческого фактора», возможности выбора со стороны исторических субъектов.

Почему в России модернизации не получаются? — задается вопросом В. Толстых. Кто-то подсчитал, что их всего было шестнадцать, начиная с Василия III, и все они захлебывались, прерывались в начале или на полпути, вызывали смуту или «великие потрясения», а конечный результат оказывался ничтожным. За исключением, разве, реформ Петра или модернизации Сталина, достаточно внушительных и результативных, хотя их общий итог, увы, тоже оказался плачевным. Что это — роковое стечение обстоятельств, невезение или результат незадачливых действий реформаторов? А может быть, причина неудач заключена в каком-то изъяне или особенности цивилизационной парадигмы России, и тогда это следует безбоязненно обозначить, назвать? Модернизация получается в оккупированной Японии, в постфранкистской Испании, пиночетовском Чили, коммунистическом Китае или во Вьетнаме, но только не в России.

«Почему не удались в России за три столетия «догоняющего развития», прошедшие со времен Петра Великого, все проводимые «сверху» крупные социальные реформы? В силу чего не дали исторически обнадеживающего результата произошедшие в XX веке в России три народные революции?» — вопрошают Е. Плимак и И. Пантин в своей работе «Драма российских реформ и революций».

Одну из основных причин неудачи российских реформ эти авторы выводят через сравнительный анализ преобразований на Западе и в России. «Российская телега» и «европейский паровичок» — такими определениями характеризуются темпы буржуазного развития стран Европы и отечественной империи. Трудно не согласиться с тезисом о том, что под приобщением той или иной страны к цивилизации имеется в виду ее буржуазное преобразование и экономически, и политически. Что же касается России, то здесь нетрудно заметить факт политического консерватизма. Самодержавие, прибегая к тем или иным реформам, всегда преследовало свои цели — укрепление абсолютистской власти и недопущение всякого инакомыслия относительно политического переустройства.

Но был ли иной сценарий модернизации? :unknown:

Каждый историк, говоря о модернизациях в России, выделит некие их общие черты:
— все они были запоздалыми, поэтому проводились в ускоренной форме;
— все осуществлялись через политическое принуждение, с материально-ресурсной и человеческой расточительностью (после реформ Ивана Грозного и Петра Великого население России уменьшалось на одну пятую);
— основной риск ускоренных модернизаций состоял в том, что все они срывались либо в контрреформу (в форме реакции), либо — в революцию (в облике смуты); при этом движущими силами реакций и революций неизменно выступали неконкурентные группы населения;
— главным (часто — единственным) субъектом российских модернизаций являлось политическое руководство страны;
— в качестве правительственных инструментов модернизаций использовались политические элиты;
— социальная база модернизаций неизменно оставалась узкой (петровский придворный экономист Посошков писал: «Один царь тянет в гору, а миллионы — под гору»);
— все модернизации осуществлялись в мобилизационном варианте.

Но конструирование этих черт отнюдь не означает, что преобразования могли идти только в определенном, как бы заранее заданном русле.

Взгляд на историю как цепь вероятностных событий, где переход от одного звена к другому происходит в результате сознательного или случайного выбора, выделение в реальной истории событий разной степени вероятности позволяет лучше понять глубину реформ и степень их воздействия на последующее развитие общества.

Оценка благоприятности исхода сценариев по разным критериям позволяет во многом уточнить и даже изменить наши знания о значении многих исторических событий. Историк И. Павловский, к примеру, ставит вопросы, касающиеся реформ Петра, и вопрошает — а была ли альтернатива?
«Нужны ли были реформы Петра I, собственно, Петр ли изменил путь нашей истории или это уже было сделано до него, единственно ли возможным был путь его реформ или все-таки были иные варианты? Без обсуждения этих вопросов говорить о возможных путях развития нашей страны в XVIII веке безрезультатно. И даже в политике история России того времени была не просто болтанием между Сциллой самодержавия и Харибдой либерализации. На мой взгляд, приписываемая нашей политической истории альтернатива — пойти наконец западным путем или продолжать упрямиться и сопротивляться либерализации России — слишком уж примитивна. Если говорить о путях развития страны в послепетровскую эпоху, то в этом случае выбор, по моему мнению, может стоять не столько между продолжением имперской политики и либерализацией страны, сколько между реформами в политике — как внутренней, так и внешней».
Можно назвать, наверное, немало возможных сценариев развития реформ и модернизации в России.
Так, в романе «Гравилет «Цесаревич» В. Рыбакова романовская империя процветает благодаря тому, что Великие Реформы Александра II увенчались успехом. Этот роман — как бы грезы об идеальном обществе, свободном от политических и социальных конфликтов, существующем в параллельном исторической реальности мире. Здесь, в Российской империи 1997 г., власть мудра и гуманна, насилие почти изжито, и даже коммунисты здесь — поскольку в «ирреальности» Рыбакова они давно уже отказались от вульгарной идеи обобществления собственности и поднялись к идее обобществления интересов — уже не политическая партия, а «конфессия» во главе с «Патриархом коммунистов», идеалистом и мечтателем. Этот мир по сравнению с миром реальным не что иное, как «рай», о чем прямо и недвусмысленно говорит сам В. Рыбаков устами одного из персонажей романа.

Но всякая альтернатива будет неизбежно наталкиваться на существующие политические, экономические обстоятельства и социокультурные особенности общества, на обширные «пласты традиционализма». Выявление возможных альтернатив модернизации неизбежно приводит к выводу, что различные сценарии будут заканчиваться одним и тем же — возвратом к той действительности, которая сложилась в России в ходе реализованной модернизации.

К примеру, тот же вариант развития России в пореформенный период должен учитывать «феномен радикализма». Радикалы в России представляли своеобразный слой разночинцев и полуинтеллигенции, сознание которых формировалось под влиянием европейских социалистических идей. Но, поскольку между этими идеями и действительностью пореформенной России существовал разрыв, перенесение их на российскую почву не могло родить ничего, кроме мифов, которыми и руководствовались теоретики и практики «революционного движения».

Так, деревня оказалась невосприимчива к абстрактным политическим лозунгам, с подозрением отнеслась к социалистическим агитаторам и предлагаемым ими планам общественного переустройства. Крестьянство в целом сохраняло лояльность по отношению к самодержавной власти и связывало с ней свои надежды на справедливое решение вопроса о земле.

Поэтому после резких скачков и, казалось бы, необратимых преобразований очень многое в России вновь возвращается «на круги своя», причем возвращается не только то, что действительно необходимо для сохранения ее своеобразия и самобытности, но и то, что является далеко не самым лучшим в характере народа и правящей элиты, что тормозит ее культурное и социальное развитие — апатия и приниженность значительной массы населения, бесправие рядового человека перед начальством, несоблюдение законов и властями и гражданами, самодурство и насилие власти и т. п.

В этой связи А. Ахиезер по праву апеллирует к такому негативу, как мощь традиционализма, всегда препятствующая полноценной модернизации.
«Верховная власть в России, начиная с Петра I и по сегодняшний день, много раз пыталась осуществить хозяйственно-экономические реформы, но, в конечном счете, ни разу не достигала ожидаемого результата».
«Культурологические и социокультурные исследования, — утверждает он, — позволяют понять: глубокий смысл хозяйственно-экономических реформ в России в том, чтобы компенсировать различными способами острую нехватку в массовой культуре ценностей, ориентированных на хозяйственно-экономическое развитие, на прогресс. И причина здесь одна: российское общество в своей исторической основе традиционно. Наследие давно ушедших времен и сегодня мощно влияет на сознание и поведение людей».
Да правит миром любовь!
Аватара пользователя
ZHAN
майор
 
Сообщения: 71867
Зарегистрирован: 13 июн 2011, 11:48
Откуда: Центр Европы
Пол: Мужчина

Альтернативы российской модернизации (2)

Новое сообщение ZHAN » 26 авг 2021, 19:52

Об этом повествует и социолог К. Костюк:
«При достаточно глубоком усвоении западноевропейских модернизационных моделей Россия всегда сохраняла нетронутыми базовые структуры традиционного общества, которые и блокировали ее самостоятельное развитие. Наиболее явно противоречие между современными и традиционными чертами проявилось в тоталитарном советском обществе, которое, участвуя на равных с современными демократическими обществами в технической революции, восстановило при этом самые архаичные основы с элементами сакрализации сознания и восточного деспотизма. Демонтаж этих структур лишь изменил формы всепроникающего противоречия между архаикой и модерном, проявляющегося в многочисленных контрастах постсоветской действительности. Переплетение старого и нового, традиций и новаций здесь столь многообразно и сложно, что не позволяет применять стандартные модернизационные концепции к России».
В таком обществе не было условий и стимулов для равного участия всех в свободной социальной конкуренции на рынке труда и способностей.

В традиционном обществе люди, в силу разнообразных факторов поставленные в условия выживания, — из-за природной скудости места обитания, закоренелости привычного существования вряд ли станут рваться к «лучшей жизни». В таких сообществах вырабатывается уверенность в невозможности перемен, и, пока она господствует, эти люди будут убеждать себя и других, что перемены вообще нежелательны, что их обедненный и скромный образ жизни, что та «узкая колея», в которой их жизнь движется, есть идеал, единственно то, что нужно. Под эти представления как бы подгоняются мораль, правила поведения, религия, идеология, в целом культура.

В большинстве отечественных и зарубежных работ, вышедших в последнее время и посвященных рассмотрению российской истории, выделяется ряд постоянно действующих факторов отечественного исторического процесса в их временной протяженности. К ним относятся, прежде всего, особая пространственная и геополитическая ситуация, специфический механизм функционирования социального строя, место государства и его институтов в регулировании общественных отношений, наконец, острая общественно-политическая и идейная борьба по вопросу о путях развития России.

«В России трансформационные процессы развертывались в русле европейских тенденций, — пишет социолог Н. Лапин, — но с отставанием, что было связано с более поздним выходом славянских племен на историческую арену. Вместе с тем, геополитическое положение России, специфика становления ее культуры и другие факторы обусловили нарастающее запаздывание модернизационных процессов, их дискретность, учащение их маятникового периода».

Отсутствие на протяжении длительного периода перенаселенности, дефицита неосвоенных земель, что, несомненно, составляло специфику страны по сравнению с государствами Западной Европы, формировало достаточно устойчивые стереотипы как экономического, так и социально-политического характера. У населения не возникало стимулов переходить от традиционных, экстенсивных форм ведения хозяйства к более эффективным. Данный способ существования и соответствующий ему менталитет отличались большой стабильностью, имели резервы для самовоспроизводства и создавали объективные предпосылки для усиления консервативных тенденций социальных процессов.

Еще одна важная особенность российской модернизации — это этатизм, т. е. исключительная роль государства в инициировании, определении направленности и осуществлении модернизационного процесса, что объясняет многие устойчивые признаки крупных реформ в России. Разумеется, государство играет весьма активную роль в модернизации любого общества, являясь одновременно ее проводником и гарантом. Однако в России государство, и прежде всего верховная власть, как правило, являясь доминирующей структурой, гарантом и инициатором, подчиняющим себе все общество и делающая зависимым от себя общественное развитие, настолько жестко контролирует процесс модернизации, что она предстает как цепь своеобразных «революций сверху», которые не только осуществляются зачастую силовыми методами, но и по своей природе оказываются неорганичными политической и социокультурной специфике России.
Да правит миром любовь!
Аватара пользователя
ZHAN
майор
 
Сообщения: 71867
Зарегистрирован: 13 июн 2011, 11:48
Откуда: Центр Европы
Пол: Мужчина

След.

Вернуться в Альтернативная история

Кто сейчас на конференции

Сейчас этот форум просматривают: нет зарегистрированных пользователей и гости: 1

cron