Politicum - историко-политический форум


Неакадемично об истории, политике, мировоззрении, регионах и народах планеты. Здесь каждый может сказать свою правду!

Битва при Вальми (1792 г.)

Правила форума
Об европейских событиях или событиях в отдельных странах Европы. Взаимоотношении европейских стран между собой и со странами остального мира.

Битва при Вальми (1792 г.)

Новое сообщение ZHAN » 22 мар 2015, 20:18

В нескольких километрах к западу от городка Сент-Мену на северо-востоке Франции (департамент Марна) расположено селение и холм (201 м) Вальми. А у вершины холма стоит скромный памятник, на котором указано, что в этом месте находится могила генерала Французской республики и маршала Французской империи.
Изображение
Старший Келлерман (отец другого выдающегося офицера, который носит это же имя и который возглавлял кавалерийскую атаку в битве при Маренго) занимал высокие посты во французской армии и участвовал в войнах времен Конвента, Директории, консульства и империи. Он пережил и все эти войны, и саму империю и умер в глубокой старости в 1820 г. Последним желанием старого солдата, лежавшего на смертном одре, было, чтобы его сердце было похоронено на поле сражения при Вальми, там, где лежат останки его товарищей по оружию. Прошло двадцать восемь лет с того памятного дня, когда революционная Франция одержала первую победу над войсками герцога Брауншвейгского и отрядами эмигрантов Конде, не позволив им войти в Париж и уничтожить молодую республику в ее колыбели.

Герцог Вальми (Келлерман, став в 1804 г. одним из маршалов Наполеона, принял этот титул по названию поля сражения) за свою долгую военную карьеру участвовал во многих победоносных битвах, гораздо более блистательных и знаменитых, чем та, память о которой он нежно лелеял в своем сердце. Ему пришлось стать свидетелем жестоких побоищ, когда кровь лилась рекой, в сравнении с которыми число жертв сражения при Вальми кажется каплей в море, а сама битва, на взгляд стороннего наблюдателя, является лишь мелким, незначительным эпизодом истории. Но он сумел верно оценить огромное значение этого события, с которым, как ему хотелось, должна была ассоциироваться его деятельность при жизни и после смерти. Успешное сопротивление, которое смогли оказать только что призванные новобранцы и остатки старой французской королевской армии объединенным силам внешнего врага из Пруссии и Австрии, а также изгнанным представителям французской знати, раз и навсегда определило воинственный характер революции. Неграмотные и малограмотные ремесленники и мелкие торговцы, простые горожане, мастеровые и крестьяне, все те, кто принадлежал к среднему и низшему классам населения Франции, осознали, что они могут выстоять под вражескими ядрами, вести огонь из ружей и скрещивать штыки с противником. При этом они совершенно не нуждались в утомительной военной муштре и надзоре со стороны офицеров – выходцев из знатных родов. В них проснулись не осознанные ранее способности к солдатской службе. Они сразу же сумели поверить в себя и в своих товарищей, и вскоре эта вера переросла в дух безграничной отваги и честолюбия. С грохота орудий при Вальми начались их победоносные походы, которые привели их армии в Вену и к Кремлю (откуда их погнали до самого Парижа. :D ).

Когда в 1792 г. Франция начала войну с великими европейскими державами, у нее еще и в помине не было той прекрасно организованной военной машины, которая была создана с учетом опыта нескольких революционных войн. В последние годы правления короля Людовика XV старая королевская армия постепенно приходила в упадок. Это относится как к ее численности, так и к оснащенности современным оружием и боевому духу. Военная слава, добытая после того, как Людовик XVI отправил на войну в Америку (а также в Индию и др.) дополнительные силы, несколько восстановила прежний престиж военных. Неподчинение и дух анархии, порожденные участием в революционных беспорядках сначала французской гвардии, а затем и солдат армейских полков, вскоре распространились по всей армии. Во времена Учредительного (1789—1791), а затем Законодательного собрания каждая жалоба солдата на офицера, какой бы пустячной или безосновательной она ни была, рассматривалась пристрастно, как считалось, с соблюдением принципов свободы и равенства. Это привело к постепенному падению дисциплины и разложению солдат старой армии. Военных обвиняли в том, что ими командуют запятнавшие себя представители аристократии, а в военном министерстве царят путаница и некомпетентность. Многие самые боеспособные полки последних лет монархии были укомплектованы иностранцами. Они были либо истреблены в попытках защитить трон от восставших, как это произошло со швейцарцами, либо расформированы. Солдаты этих частей были вынуждены бежать за границу, и многие из них впоследствии оказались в рядах иностранных армий, вторгшихся во Францию. Кроме того, в результате эмиграции представителей знати французская армия лишилась практически всех старших офицеров и значительной части младшего офицерства. Более 12 тыс. юношей французских аристократических фамилий, которые из поколения в поколения служили на командных должностях армии Франции и которые, как продолжали считать в народе, в случае войны возглавят солдатские массы, теперь собрались под знамена Конде и других руководителей эмиграции. Теперь они намеревались сокрушить французские войска и овладеть Парижем. Те же, кто занял их место во французских полках и бригадах, пока не имели ни соответствующей подготовки, ни опыта. Они были ненадежны и не пользовались авторитетом у солдат.

Таково было состояние того, что осталось от старой армии. Но ядро новой армии, с которой Франция вступила в войну, состояло из добровольцев, призванных из числа представителей восставших народных масс. И эти люди были еще менее подготовленными к боям. После объявления войны к границам страны под звуки «Карманьолы» стекались революционные добровольцы из всех департаментов страны, которые вняли призывам якобинцев о том, что родина в опасности. Они были преданными и храбрыми бойцами. Души их «воспламенились под влиянием цветистых революционных лозунгов, которыми любили разбрасываться красноречивые ораторы, песен, танцев и бесконечных дискуссий». Но все эти люди не желали признавать дисциплину и подчиняться приказам командиров. Они не признавали никакой власти над собой. В лагере революционной армии оказалось множество негодяев, запятнавших себя участием в самых чудовищных и кровавых преступлениях на улицах Парижа. Они же «прославились» полной беспомощностью перед лицом противника и в то же время нежеланием подчиняться собственным офицерам.

Кстати, перед битвой при Вальми под командование Дюмурье прибыли восемь батальонов федератов, зараженных многочисленными случаями жестоких убийств и подстрекательств к бунту. Эти «солдаты» могли за короткое время разложить всю его армию. Они открыто заявляли, что офицеры старой армии являются предателями и необходимо очистить от аристократов армию, как это уже было сделано в Париже. Тогда Дюмурье построил эти батальоны, разместил у них в тылу сильный отряд кавалерии, а на флангах приказал установить два артиллерийских орудия. Затем он со всем своим штабом и в сопровождении эскорта из сотни гусар появился перед строем батальонов. «Ребята, – крикнул Дюмурье, – я не стану называть вас ни гражданами, ни солдатами. Вы видите перед собой эти пушки, а за собой эту кавалерию. Вы запятнали себя преступлениями, а я не намерен терпеть здесь убийц и палачей. Я знаю, что среди вас есть мерзавцы, которые осмелились подстрекать вас к нарушениям закона. Заставьте их выйти из строя или назовите мне их имена, иначе я буду считать вас ответственными за их поведение».
Один из современных историков Французской революции, который рассказал об этом эпизоде, мысленно так ответил французскому генералу: «Терпение, Дюмурье! Эта неустойчивая толпа крикунов и бунтовщиков, стоит только их обучить и подготовить, превратится в монолитную массу бойцов. Они научатся идти вперед и яростно бросаться в бой, подобно урагану. Смуглые усачи, часто босые, иногда даже раздетые, но обладающие железными мышцами. Им будет нужен лишь хлеб и порох, этим детям огня, ловким, горячим, стремительным, каких не видела земля со времен Аттилы».

В такие монолитные массы бойцов вскоре суждено было превратиться всем этим солдатам французской революционной армии. И стране пришлось положиться на них во времена смертельной опасности, когда этот процесс превращения был еще в самом начале.

Первые события войны принесли Франции череду катастрофических неудач. Это было ужасно, даже с учетом того, в состояние какого хаоса были ввергнуты ее правительство и ее войска. Надеясь использовать в свою пользу неготовность к войне Австрии, которая в тот период владела Нидерландами, Франция начала кампанию 1792 г. вторжением во Фландрию силами, которые численно значительно превосходили противника. Казалось, все говорит о том, что очень скоро это европейское яблоко раздора будет завоевано. Но одного взмаха австрийского меча, самого первого выстрела австрийской пушки оказалось достаточно для того, чтобы расстроить все планы французов. Один из отрядов французской армии численностью 4 тыс. солдат наступал через границу из Лилля, когда неожиданно путь ему преградил гораздо менее многочисленный австрийский гарнизон города Турне. Не было сделано ни одного выстрела, не дошло дело и до штыкового боя. Мгновенно охваченные паникой, французы с криками бросились назад, пока не добежали обратно до Лилля. Там поход закончился мятежом, во время которого был убит командир корпуса и несколько старших офицеров. В тот же день французская дивизия под командованием Бирона в составе 10 тыс. сабель и штыков встретилась с небольшим отрядом австрийских стрелков, который проводил рекогносцировку на местности. Противники едва успели обменяться выстрелами. Достаточно было нескольких точных выстрелов австрийцев по боевым порядкам французов, как два полка французских драгун бросились удирать с криками: «Нас предали!» Их примеру сразу же последовали и остальные французские солдаты. Подобные случаи панического бегства, почти всегда необъяснимого, происходили постоянно, как только первые революционные французские полководцы Рошамбо, Люкнер или Лафайет пытались бросить свои войска на врага.

А в это время страны – члены антифранцузской коалиции собирали на Рейне прекрасно подготовленную армию закаленных в боях солдат, которые должны были вторгнуться во Францию. По своей численности, вооружению и военному опыту командиров и солдат эта армия была типичной для тех, что Германия использовала в завоевательных походах против своих соседей. Согласно плану, эти войска должны были смело и решительно нанести удар в самое сердце страны. Они должны были пройти через Арденны, миновать Шалон и дойти до Парижа. Им практически ничто не препятствовало выполнить эти планы. Разложение во французской армии и ее слабость еще более усугубились после того, как был отстранен Лафайет и в армии сменилось командование. Единственными силами, развернутыми на пути возможного следования армии союзников, оказались 23 тыс. солдат под командованием Лафайета, расквартированных в районе Седана, и 20-тысячный корпус, находившийся в районе Меца, командование которым Люкнер только что передал Келлерману. На пути противника находились всего три крепости, которые он должен был либо захватить, либо изолировать, а именно Седан, Лонгви и Верден. Французам пришлось из-за нехватки солдат и оружия значительно ослабить оборону этих крепостей. Поэтому после того, как враг преодолеет эти слабые препятствия на своем пути и достигнет Шалона, он окажется перед богатыми незащищенными землями, которые, как казалось, сами приглашают его совершить «легкую прогулку в Париж», что неприятель, конечно, и сделает.

В конце июля вражеская армия, завершив все приготовления, вышла из мест дислокации и, проделав марш из Люксембурга в направлении Лонгви, вторглась на территорию Франции. 60 тыс. прусских солдат, многие из которых прошли школу еще при Фридрихе Великом, наследники воинов Семилетней войны, считавшиеся лучшими солдатами в Европе (пока не встретились с русскими), одной колонной продвигались на главном направлении наступления. Фланги пруссаков прикрывали 45 тыс. австрийцев, сведенных в два сильных корпуса, большую часть которых составляли наемники, прошедшие недавнюю турецкую кампанию. Кроме того, в составе союзной армии находилось большое количество гессенцев, а также действовавших против французской республики 15 тыс. представителей самых знатных аристократических фамилий Франции.

Многие из этих эмигрантов, отпрысков самых древних фамилий, чьи имена в течение столетий заставляли трепетать перед собой европейские страны, теперь служили простыми солдатами. Дорога в Париж была для них тем путем, который они должны были с боем проложить себе, обеспечив победу, почести и спасение своего короля. Там они воссоединятся со своими семьями, вернут привилегии и восстановят порядок в стране.

Во главе этой сокрушительной силы был поставлен герцог Брауншвейгский, один из мелких князей Германии, талантливый политик, снискавший себе во время Семилетней войны военную славу, уступавшую лишь славе самого Фридриха II Великого. Всего несколько лет назад ему пришлось подавлять народные волнения в Голландии, и он усмирил попытку революции в этой стране быстро и решительно. Казалось, все говорит о том, что армия, которой командовал этот полководец, с таким же успехом справится и со своей задачей во Франции.

Союзники прекрасно сознавали свое превосходство. Их армия медленно, величественно и спокойно продвигалась вперед. Солдаты были настроены выполнить свою задачу должным образом. 20 августа армия появилась перед Лонгви, и после первого же залпа деморализованный гарнизон послушно открыл перед противником ворота крепости. 2 сентября, оказав лишь символическое сопротивление, союзникам сдалась имевшая еще более важное значение для обороны страны крепость Верден.

Превосходящие силы герцога Брауншвейгского теперь находились между армией Келлермана слева и находившейся правее, в районе Седана, второй французской армией, после отставки Лафайета временно оставшейся без командующего. Германские генералы могли поочередно нанести удары превосходящими силами по французским войскам на флангах и поочередно разгромить слабого противника, а затем беспрепятственно продолжить движение на Париж.

В этот критический момент в лагерь французских войск под Седаном прибыл новый командующий Дюмурье. Он сразу же начал маневрировать силами, в результате чего рассеянные и дезорганизованные войска французов вновь соединились и преградили дорогу пруссакам как раз в тот момент, когда казалось, все препятствия перед армией союзников устранены и волна вторжения может продолжать свое движение, начавшееся на его далеких границах.

Французские крепости пали. Но сама природа, казалось, помогала храбрым защитникам своей страны и создавала преграды наступающему врагу. От окрестностей Седана на 60—70 км на юго-запад тянется полоса пересеченной местности, которая называется Аргон. В настоящее время эта территория очищена и осушена. Но в 1792 г. там росли густые леса, а низины изобиловали ручьями и болотами. Таким образом, местность здесь представляла собой естественное препятствие шириной до 70 км, почти непреодолимое для войск, за исключением нескольких проходов, оборона которых могла быть организована незначительными силами. Дюмурье отвел свою армию из района Седана за Аргон, и, пока пруссаки еще находились северо-восточнее аргонских лесов, отряды французских солдат успели занять проходы. Дюмурье приказал Келлерману двигаться вокруг Меца на Сент-Мену. Там же должны были сосредоточиться двигавшиеся из глубины страны на север резервы. Таким образом, за юго-западной оконечностью Аргона была сосредоточена сильная армия. Сам Дюмурье, имея под своим командованием 25 тыс. солдат, ожидал подхода противника на участке, окруженном лесом.

Теперь у герцога Брауншвейгского был выбор. Он мог со своей армией атаковать войска Дюмурье или совершить долгий обходной маневр, во время которого перед французами открывались возможности нанести пруссакам фланговый удар.

Дюмурье укрепил основные проходы через Аргон. Он с гордостью заявлял, что устроил противнику вторые Фермопилы. Но эта аналогия чуть было не закончилась для оборонявшихся так же фатально, как и для их предшественников в древности. Менее важный проход оборонял лишь малочисленный отряд, и после ожесточенного боя он был занят австрийским корпусом под командованием Клерфэ. Дюмурье с трудом удалось спасти свою армию от окружения и уничтожения колоннами неприятеля, продвигавшимися через лес. Но Дюмурье не стал отчаиваться из-за того, что его план не удался. Он не отвел свою армию в глубь страны, так как в этом случае разрыв с армией Келлермана еще более увеличился бы, а сам Дюмурье оказался бы в положении преследуемого победоносной армией союзников, которые в конце концов нагнали бы его деморализованных солдат у стен Парижа. Поэтому он решил оставаться в труднодоступной местности, как можно скорее соединиться с армией Келлермана, а затем во главе значительных сил заставить противника остановить свое наступление на Париж и отступить. Армия Дюмурье стала стремительно двигаться на юг. По словам самого генерала, в тот момент «судьба Франции висела на волоске». С большим трудом Дюмурье удалось покончить с паникой среди солдат, которые тысячами разбегались, едва завидев нескольких прусских гусар. Наконец его армия остановилась на укрепленных позициях близ Сент-Мену. Здесь французы могли чувствовать себя спокойно под защитой болотистой местности у рек Эна и Ов, к северо-западу от которых возвышалось плато под названием Дампьер-Камп.

Дюмурье принял решение развернуть там армию Келлермана сразу же после ее прибытия в этот район. Отсюда французы могли контролировать дорогу на Шалон-сюр-Марн и Париж.

Между тем новости об отступлении армии Дюмурье от аргонских проходов и о той панике, что охватила часть его войск, быстро распространились по стране. Келлерман решил, что армии Дюмурье больше не существует. Не желая загонять себя в ловушку и оказаться посреди масс победоносных прусских войск, он остановил движение своей армии из Меца, когда его солдаты почти уже вышли к Сент-Мену. Он был готов отдать команду на отход, когда прибывшие от главнокомандующего посыльные заставили его отказаться от этого гибельного шага. Тогда войска Келлермана продолжили движение и оказались несколько позади и слева от армии Дюмурье, развернутой у Сент-Мену. 20 тыс. солдат Келлермана, а также несколько тысяч добровольцев, присоединившихся к ним на марше, заняли позиции западнее Дюмурье в тот вечер, когда в их лагерь прибыли два офицера из штаба главнокомандующего, Вестерман и Тувено. Они сообщили, что армия герцога Брауншвейгского в полном составе прошла через верхний проход в Аргоне и в настоящий момент разворачивается на высотах Ла-Лун, которые под углом тянутся с юго-запада на северо-восток. Пруссаки занимали позиции как раз напротив возвышенности, на которой расположились войска Дюмурье. Но они были еще ближе к району, где должна была развернуться армия Келлермана.

Фактически союзники находились в тот момент ближе к Парижу, чем французские армии. Но, как и предполагал Дюмурье, герцог Брауншвейгский счел небезопасным продолжать движение на столицу, оставив позади на флангах, как раз между наступающими колоннами и обозами, столь значительные силы противника. Молодой король Пруссии, а также находившиеся в лагере союзников представители эмигрантской знати охотно поддержали идею немедленно атаковать ближайшую французскую армию. Келлерман и сам провоцировал этот удар, так как он вывел свою армию с высот Дампьер-Камп, где по плану Дюмурье должна была развернуться его армия. Далее войска Келлермана переправились через реку Ов на плато Вальми. Новая позиция была гораздо менее выгодной по сравнению с той, что оставили войска Келлермана. Теперь они оказались прямо напротив армии союзников, а до войск Дюмурье было все еще слишком далеко. Казалось, что пруссаки легко разгромят превосходящими силами Келлермана, а затем с той же легкостью окружат и уничтожат армию Дюмурье на ее позициях.
Да правит миром любовь!
Аватара пользователя
ZHAN
майор
 
Сообщения: 71863
Зарегистрирован: 13 июн 2011, 11:48
Откуда: Центр Европы
Пол: Мужчина

Re: Битва при Вальми (1792 г.)

Новое сообщение ZHAN » 22 мар 2015, 20:18

Изображение
На рассвете 20 сентября правое крыло армии союзников начало наступление с целью опрокинуть левый фланг армии Келлермана, а затем нанести французам удар в тыл и отрезать им отступление на Шалонь. Одновременно остальные войска союзников наступали с высот Ла-Лун, полукругом окружавших плато Вальми. Их задачей было нанести по армии Келлермана фронтальный удар и одновременно отрезать ее от войск Дюмурье. Келлерман узнал о приближении противника после того, как неожиданно завязался бой между передовыми отрядами кавалерии противников.

Для Дюмурье также не была секретом угроза, нависшая над армией соратника. Он отдал приказ своим солдатам подготовиться к нанесению удара во фланг пруссакам в случае, если они решатся напасть на армию Келлермана. Но подготовка этого маневра в поддержку соседу продвигалась слишком медленно.

Армия Келлермана «возвышалась, подобно мысу среди волн прусских штыков». Над равниной и низинами, лежавшими между двумя армиями, плотными волнами висел осенний туман. В лучах предрассветного солнца сверкали лишь вершины холмов. Примерно к десяти часам утра туман начал рассеиваться, и тогда французские солдаты увидели со своего выступа возникающие из тумана сверкающие в лучах солнца бесчисленные шлемы прусской кавалерии, которые могли бы окружить французов, если бы начали атаку немедленно, плотную колонну прусской пехоты, двигавшуюся вперед, подобно ожившему исполину, ощетинившиеся орудиями вражеские батареи. То тут, то там мелькали отряды австрийской легкой кавалерии, успевших отдохнуть после боев против сипахов (сипахов – турецкая тяжелая конница) на востоке.

Наверное, даже самые стойкие и храбрые из французов наблюдали за этим спектаклем с замиранием сердца и ужасом. Каким бы смелым и решительным ни был человек, он всегда с беспокойством и страхом ожидает начала боя, находясь среди товарищей, стойкость которых у него еще не было возможности проверить. Наверное, каждый из солдат Келлермана вспоминал в те минуты о многих случаях панического бегства во французской армии в той войне. Вероятно, они беспокойно оглядывались на своих товарищей справа и слева, ожидая проявления симптомов нерешительности и страха. Каждый пытался просчитать, как долго осталось до того, как общее бегство товарищей вынудит его в страхе присоединиться к ним или остаться один на один в безнадежной схватке с многочисленными врагами.

В то самое утро и примерно в тот же час, когда войска союзников и эмигрантов начали спускаться с высот Ла-Лун для того, чтобы атаковать французов у Вальми, когда батареи противоборствующих сторон открыли огонь, в национальном Конвенте в Париже начались дебаты по поводу провозглашения Франции республикой.

В зале, где проходило заседание Конвента, сторонников монархии было немного. Но если бы у Вальми одержали победу их явные покровители, то, конечно, во Франции еще могли найтись силы, выступавшие за восстановление большей части старых государственных институтов. И революция могла сойти на путь реформ. Всего несколько недель назад королю были вручены подписанные многочисленными представителями среднего класса Парижа, Руана и других городов петиции, где выражались открытые опасения перед наступлением анархии. Подданные были готовы сохранить власть короля в обмен на гарантии их свобод. А в Вандее и Бретани началось открытое вооруженное восстание против власти Конвента под лозунгом защиты короля. Насколько это было важно, станет понятно из последующих событий, когда роялисты будут продолжать оставаться в оппозиции к республиканцам даже в самых невыгодных для себя условиях.

Особенно ярко демонстрирует значение сражения при Вальми тот факт, что «летом 1792 г. население Бретани создало многочисленный союз с целью спасти страну от диктатуры, навязанной демагогами в Париже. Во главе союза стоял маркиз де ла Руари, один из тех знаменитых людей, которые обязаны своему взлету грозным дням революции. Из повседневной рутины они внезапно окунулись в самую гущу событий. Пылкий, стремительный и энергичный, он прославился еще во время войны в Америке, своей отвагой заслужив восхищение солдат американской армии. Те же черты его характера сделали его поначалу страстным сторонником революции во Франции. Но когда начались репрессии против народа, маркиз стал горячим поборником ее противников и приложил все усилия для того, чтобы поднять бретонскую знать на борьбу с засильем плебеев в Национальном собрании. Маркиз поделился своими планами с графом Д’Артуа и сумел организовать мощную оппозицию Конвенту. И если бы в сентябре 1792 г. герцог Брауншвейгский не отступил из страны, что несколько остудило пыл контрреволюционеров, то вся западная часть Франции оказалась бы охваченной восстанием» (восстание и так было огромным – в 1793—1795 гг.).

Сторонники короля нашлись не только в лагере ревностных монархистов. В сентябре по стране прокатилась волна массовых жестоких убийств, и это не могло не вызвать мощного отторжения со стороны многих тысяч тех, кто прежде был самым искренним сторонником ультрадемократических преобразований. Аристократы еще не успели превратиться в глазах народа в откровенных чужаков, как это случилось позже, после долгих лет эмиграции и гражданской войны. Еще не успело вырасти молодое поколение, воспитанное на революционных принципах. Это позже молодежь уже ничего не знала о военных заслугах Людовика XVI, о том, что французский король был справедливым и гуманным человеком, выступавшим за постепенное расширение политических свобод среди всех слоев населения своей страны. Если бы в 1792 г. удалось восстановить власть Бурбонов, у них был шанс укрепиться на троне во Франции, какого уже не было в 1814 г. и, похоже, уже никогда не будет.

Среди тех, кто находился под знаменами Келлермана, был один человек, которому, вероятно, больше, чем кому-либо еще, на собственной судьбе удалось испытать все те перемены к лучшему и к худшему, что принесла с собой Французская революция. Во время своей второй ссылки этот человек жил в Англии под именем графа де Невиля. Молодой и храбрый офицер, не по годам умный и проницательный, стоявший во французском строю у Вальми, позже он стал королем Франции Луи-Филиппом. Он пользовался полным доверием Келлермана и Дюмурье и занимал важный пост в национальной армии. Герцог де Шартрез (титул, который он принял позже) командовал правым флангом французских войск. Левым флангом командовал генерал Валанс, а войска на самом важном центральном участке возглавил сам Келлерман.

Кроме этих выдающихся людей, находившихся в рядах французов, помимо их не менее блестящих противников, таких как король Прусский и герцог Брауншвейгский, в битве при Вальми принимал участие еще один человек, о котором следует упомянуть отдельно. Он не стал великим политиком, но оказал и продолжает оказывать огромное влияние на человечество, а его имя больше известно людям, чем имена герцогов, генералов и королей. Речь идет о великом немецком поэте Гете, из любопытства отправившемся в поход вместе с армией в качестве наблюдателя. Он оставил интересные воспоминания о тех чувствах, которые испытал во время артиллерийской канонады. Следует отметить, что многие тысячи французских и германских солдат, как и Гете, впервые почувствовали, что значит оказаться под огнем артиллерии. Гете писал:
«Я столько раз слышал о том страхе, который испытывает человек, находящийся под обстрелом пушек врага, что решил испытать на себе, что это такое. Скука, а также тот дух отваги и даже безрассудства, что начинает испытывать человек перед лицом опасности, заставили меня с легким сердцем отправиться к укреплениям в районе Ла-Лун. Эта территория оказалась вновь занята нашими войсками, но сейчас она представляла собой жуткое зрелище. Крыши домов были разнесены в щепки, повсюду была разбросана солома, которой они прежде были покрыты. Тут и там, вытянувшись, лежали тела смертельно раненных. Иногда из ниоткуда прилетал шальной снаряд, который тут же с грохотом исчезал в развалинах зданий.
В полном одиночестве, предоставленный сам себе, я отправился на высоты на левом фланге. Здесь мне пришлось убедиться в том, что позиция французов была более выгодной. Они построились полукругом и стояли спокойно и в полной безопасности. Келлерман находился в тот момент на левом фланге, казалось, до него было рукой подать.
По дороге мне пришлось залечь среди знакомых штабных и полковых офицеров. Все они, казалось, очень удивились, увидев меня. Они хотели, чтобы я вместе с ними отправился в тыл. Но я объяснил им, зачем нахожусь здесь, и офицеры, не пытаясь больше отговорить меня, предоставили мне оставаться наедине со своим капризом.
Теперь я добрался в расположение полка, где ядра летали очень близко. Звук их полета очень любопытен: он напоминает одновременно гудение волчка, бульканье воды и пересвист птиц. Из-за того, что земля была влажной, ядра были менее опасны при падении, так как они вскоре застревали в земле. Таким образом, моя глупая поездка с целью проделать этот эксперимент оказалась, по крайней мере, менее опасной из-за отсутствия рикошета.
Во время моих опытов вскоре я почувствовал, что со мной начинает происходить нечто необычное. Я сосредоточился на этом, но все равно могу описать те чувства лишь приблизительно. Казалось, будто я нахожусь в каком-то очень жарком месте и с каждой минутой этот жар все глубже проникает в тело, как будто я сам превращаюсь в его частицу. Взгляд продолжает ясно видеть окружающую картину, но она как будто окрашивается в коричнево-красные тона, что полностью меняет внешний вид предметов вокруг. Я не испытывал никакого волнения крови, но, как я говорил, все вокруг казалось разогретым до предела. Наверное, именно поэтому то чувство можно было назвать лихорадкой. Примечательно, что возникающее внутри чувство ужаса и беспокойства является результатом того, что воспринимается на слух. Его причиной является гром орудийных выстрелов, вой и грохот пролетающих мимо ядер.
Когда я поскакал назад и был уже в относительной безопасности, то с удивлением заметил, что жар полностью исчез и то легкое лихорадочное волнение тоже осталось позади. В целом можно сказать, что испытанное мною тогда ощущение является одним из самых неприятных. Среди моих замечательных товарищей мне не удалось найти ни одного, кому нравилось бы испытывать его».

Вопреки ожиданиям друзей и врагов, французская пехота продолжала стойко удерживать позиции под огнем прусской артиллерии, обстреливавшей ее из укреплений Ла-Лун. Французские орудия вели такой же энергичный, но гораздо более результативный огонь по плотным массам армии союзников. Предположив, что пруссаки вот-вот дрогнут под артиллерийским огнем, Келлерман построил свои войска в колонну и решительно бросил их в наступление, надеясь захватить находившиеся в долине ближайшие орудия противника. Замаскированная батарея противника открыла огонь по французам и заставила их в беспорядке отступить. Под Келлерманом была убита лошадь, а его самого с трудом вынесли с поля боя солдаты.

Теперь вперед пошли колонны прусских солдат. Французские артиллеристы запаниковали и попытались бежать с позиций, но были остановлены своими офицерами. Келлерман восстановил нарушенные ряды пехоты, а затем сам занял место в пешем строю и отдал приказ солдатам подпустить врага поближе и опрокинуть его штыковым ударом. Солдатам передался энтузиазм командира. От батальона к батальону неслись дружные крики «Да здравствует народ!», которые вскоре были услышаны и наступавшими через долину пруссаками.

Прусские солдаты уклонились от штыкового боя с занявшей высоты армией, которая показалась им слишком стойкой и решительной. На некоторое время они задержались в низине, а затем медленно вернулись на свои позиции на другой стороне долины.

В негодовании, что его войска получили решительный отпор от такого противника, король Пруссии лично построил отборные войска своей армии и, подскакав к строю на коне, стал упрекать солдат в том, что они позволили унизить свои знамена. Затем он повел их в новую атаку, шагая со своим штабом в первой линии и наблюдая, как его офицеров выкашивает ураганный огонь французской артиллерии.

Но теперь с армией Келлермана начали взаимодействовать войска, отправленные ему на помощь Дюмурье. К тому же воодушевленные успехом солдаты Келлермана стояли на позициях стойко, как никогда. Прусской армии вновь пришлось отступить, оставив 800 убитых. С наступлением темноты стало ясно, что поле боя на высотах Вальми останется за победоносной французской армией.

Все надежды на разгром революционных армий и легкую прогулку до Парижа рассеялись. Герцог Брауншвейгский еще некоторое время находился в Аргоне, пока болезни не расстроили его некогда сильную армию. Наконец ее остатки оставили пределы Франции (в самой битве при Вальми потери сторон были минимальными, однако от болезней интервенты потеряли половину армии). В то же время французы осознали свою силу и сумели достойно ею воспользоваться. До конца года под власть парижского Конвента попала вся Бельгия, и на исходе XVIII столетия властители Европы вновь стали трепетать перед военной мощью Франции, теперь республики.

Выше было процитировано описание артиллерийской канонады, данное Гете. Следует также привести и его наблюдения, которыми он поделился со своими товарищами в лагере союзников в конце битвы. Они говорят о том, что поэт чувствовал (может быть, один из немногих), насколько важным был тот бой. Он описал оцепенение и перемены в поведении, которые произошли с его прусскими друзьями к вечеру. Гете отметил, что
«большинство из них теперь молчали. На их лицах лежала печать мрачных раздумий. Наконец меня спросили о том, что я думаю по поводу прошедшего боя. Прежде я имел обыкновение короткой фразой подбодрить и развеселить солдат. Но на этот раз я заметил: «С этого места и с этого дня берет начало новая эра в мировой истории. И каждый из вас сможет сказать, что присутствовал при ее рождении».
Да правит миром любовь!
Аватара пользователя
ZHAN
майор
 
Сообщения: 71863
Зарегистрирован: 13 июн 2011, 11:48
Откуда: Центр Европы
Пол: Мужчина


Вернуться в Европа Нового времени

Кто сейчас на конференции

Сейчас этот форум просматривают: нет зарегистрированных пользователей и гости: 1