Politicum - историко-политический форум


Неакадемично об истории, политике, мировоззрении, регионах и народах планеты. Здесь каждый может сказать свою правду!

Бастарны

О народах не имеющих собственной государственности, экзотических племенах планеты

Бастарны

Новое сообщение ZHAN » 04 янв 2014, 23:19

Вопрос об этническом лице бастарнов остается открытым. Древние авторы называют их то галлами, то, с оговорками, – германцами. Из пяти дошедших до нас слов языка бастарнов два могут быть объяснены из германского, а три не имеют параллелей ни в одном из известных языков. Не исключено, что бастарны были носителями тех индоевропейских диалектов, которые позже исчезли полностью. Спор об этническом лице бастарнов, пожалуй, не имеет смысла. Бастарны были бастарнами.
Марк Щукин, российский археолог, писатель, "Рождение славян", 1997 год.

В науке часто бывает так: учёные прекрасно знают, что в какой-то местности определённо должен проживать некий народ, а следов его найти не могут. Подобным образом, к примеру, обстояли дела с курганами царских скифов времён Геродота. Похожее положение дел долго складывалось и вокруг памятников самых ранних славян. Но случается и прямо противоположное – находят древности, но не ведают, кому их приписать. Поскольку нет никаких летописных свидетельств. А без последних, как узнать – что за народ оставил свои отметины на лике Земли, чем был знаменит, и как именовали этих людей соседи? Но иногда возникают ещё более парадоксальные ситуации. Когда и у античных авторов сведений немало и археологических материалов хоть отбавлять, а разобраться с тем, что за "зверь" попал им в руки, учёные не могут. Такой вот конфуз вышел у историков с племенем бастарнов.

Впервые это имя было упомянуто в "Перипле" ("Землеописании") некого Псевдо-Скимна, который датируется концом II века до Рождества Христова, но содержит сведения и более ранних авторов. В нём говорится о "бастарнах-пришельцах", поселившихся по соседству с фракийцами в низовьях Дуная, на левом берегу этой реки. Примерно к этому времени относится сообщение римского историка Марка Юстина о неудачной войне дакийского царя Оролеса против бастарнов. Разгневанный фракийский предводитель, потерпев поражение, велел своим воинам спать ногами к изголовью и выполнять по дому всю женскую работу, пока они не смоют с себя позор будущими победами. В начале второго века до нашей эры обжившиеся на Дунае пришельцы стали надёжными союзниками Македонии и её царя Филиппа V в борьбе с Римом. Местные племена оказались не на шутку встревожены появлением нового народа. Полибий сообщает о посольстве одного из балканских племён в Рим: "Пришли потом и дарданы с рассказами о бастарнах, о многочисленности их, высоком росте и боевой отваге". Судя по сильному беспокойству аборигенов Подунавья, вновь прибывшие показались им рослыми, могучими и очень воинственными людьми. В сочинении Тита Ливия повествуется о попытках Филиппа использовать пришельцев против римлянам: "Бастарны же после того, как они оставят в Дардании жен и детей, могли быть отправлены опустошать Италию. Путь к Адриатическому морю и Италии лежит через область скордисков; другим путем войско провести невозможно. Скордиски должны были легко пропустить бастарнов: они были близки друг другу языком и нравами; да они и сами присоединились бы к походу, узнав, что бастарны идут грабить богатейший народ".

Отметим, что римский историк считает иллиро-кельтское племя скордисков близкими родственниками появившимся в здешних краях северянам. Однако, со смертью Филиппа в 179 году прежние договорённости утратили силу, и бастарны, вместо похода на Рим, ввязались в войну с дунайскими фракийцами, шедшую с переменным успехом. Преемник Филиппа македонский царь Персей в 168 году до нашей эры, затевая очередную кампанию против Вечного города, так называемую Третью Македонскую войну, пригласил себе в помощь старых союзников – бастарнов во главе с вождём Клондиком. Плутарх о них напишет: "Все до одного наёмники, люди, не умеющие ни пахать землю, ни плавать по морю, ни пасти скот, опытные в одном лишь деле и одном искусстве — сражаться и побеждать врага... рослые, на диво ловкие и проворные". Коварный и жадный Персей, однако, обманул ожидания пришлых воинов в отношении денежного вознаграждения и они, разочарованные, покинули Балканы. Почти век о бастарнах ничего не было слышно.
Изображение
В 80-е годы до нашей эры знамя борьбы с возвышающейся империей римлян подхватил царь Понтийской державы Митридат. Он пытался сколотить мощную коалицию из тех, кто был недоволен гегемонией латинян. Среди союзников Митридата, по словам историка Аппиана, оказались и наши герои: "Когда он перешел в Европу, то присоединились из савроматов так называемые царские языги, кораллы, а из фракийцев те племена, которые живут по Истру, по горам Родоне и Гему, а также еще бастарны, самое сильное из них племя". После поражения Понтийского государства неугомонные пришельцы пытались затеять собственные походы во Фракию и Мезию, но были наголову разбиты полководцем Марком Лицинием Крассом Младшим. При этом римский военачальник собственноручно убил бастарнского вождя Делдона. С того момента данные варвары перестают беспокоить империю. Тем не менее, сведения об этом племени время от времени попадают на страницы античных сочинений. Так великий географ Страбон, трудившийся в начале нашей эры, пишет о них: "В глубине страны обитают бастарны, граничащие с тирегетами и германцами; они так же, быть может, германская народность и делятся на несколько племен. Действительно, одни из них называются атмонами, другие – сидонами; те, кто владеют Певкой, островом на Истре (Дунае), носят название певкинов, а самые северные, обитающие на равнинах между Танаисом и Борисфеном – роксаланов". Как видим, Страбон уже полагает бастарнов германцами, хотя его предшественники считали их кельтами.

Впрочем, надо иметь в виду, что долгое время римляне и греки именовали "кельтами" или "галлами", практически всех обитателей Центральной Европы. Они употребляли этот термин также широко, как название "скифы" применялось к восточноевропейцам. Кельтикой выступала та часть нашего континента, что доходила до Вислы, далее уже шла Скифия. Если античные авторы испытывали затруднение с причислением народа к какой-либо из этих двух частей, они использовали и вовсе экзотический этноним "кельтоскифы". В начале нашей эры положение резко меняется. Германцы потеснили кельтов в сердце континента, сарматы заняли степи. Отныне в глазах цивилизованных южан большая часть европейцев стала "германцами", а все кочевые народы без разбора – "сарматами". Любопытно, что Страбон отнёс к бастарнам и племя роксалан, обитавшее в междуречье Днепра и Дона. Хотя все прочие авторы полагали их, безусловно, сарматским народом. Самих бастарнов великий географ считает "германцами", хотя и не слишком в том уверен. Куда твёрже взгляды по данному вопросу Плиния Старшего, который отнёс их к отдельной германской группировке: "пятая группа – певкины, которые также бастарны и граничат с вышеупомянутыми даками". Но уже его младший соотечественник Корнелий Тацит вновь колеблется: "Отнести ли певкинов, венедов и феннов к германцам или сарматам, право, не знаю, хотя певкины, которых некоторые называют бастарнами, речью, образом жизни, оседлостью и жилищами повторяют германцев. Неопрятность у всех, праздность и косность среди знати. Из-за смешанных браков их облик становится все безобразнее, и они приобретают черты сарматов".

Можно было бы, конечно, махнуть рукой на странный, подозрительной внешности, народ, если б не одно важное обстоятельство. В конце второго столетия до нашей эры на Днепре, как обнаружили археологи, появились племена, чрезвычайно на этих летописных пришельцев похожие. Заняли они земли Северной Украины и Южной Беларуси, то есть именно те края, где до того обитали лесные балты. И откуда затем появились славяне. Новая культура, её учёные назвали зарубинецкой, смотрелась явно пришлой на территории северной части Скифии. Весь её облик красноречиво демонстрировал, что эти люди появились откуда-то из Центральной Европы: похоронный обряд, напоминающий "поля погребальных урн"; изобилие фибул; разнообразие посуды: миски, горшки, кубки, кружки, чашки, чарки, кувшины. Керамика попадалась как лощённая, так нелощённая и даже хроповая – искусственно ошершавленная. Кузнецы и металлурги владели кельтской техникой обработки железа, самой передовой в Европе того времени. Оружие встречалось нечасто, в основном наконечники копий и дротиков, а также круглые каменные и глиняные шары, вероятно, снаряды для пращи. Изредка попадались отдельные элементы конской узды и даже шпоры – недавнее изобретение всё тех же кельтов.
Причём сообщество чужаков заняло далеко не всю Северную Скифию целиком, а изначально распалось на три отдельных "пятна": полесское в бассейне Припяти, среднеднепровское в районе Киева и верхнеднепровское, в основном, на том отрезке Днепра, что течёт между устьями Березины на Севере и Припяти на Юге. При этом оккупированными оказались как некоторые части страны скифов-пахарей, так и Неврида – земля оборотней. Академик Пётр Третьяков пишет по данному поводу: "Скорее всего "милоградцы" были вынуждены покинуть свои поселения в результате военных поражений... Зарубинецкие племена селились здесь на захваченных ими милоградских городищах". Какое-то время неврские острова еще существовали внутри зарубинского моря, затем их растворили в себе пришельцы. Впрочем, некоторые историки питерской школы, в частности Марк Щукин и Владимир Еременко, полагают, что обитатели Северной Скифии исчезли одновременно со степными царями, чуть ли не за век-полтора до появления зарубинцев, и последним досталась уже опустевшая страна. Ведь археологи датируют древности Восточной Европы, в основном, по импортным вещам, в первую очередь, по греческим амфорам и кельтским фибулам. С падением скифской империи, однако, эти ценные товары перестали попадать не только в лесную глубинку, но даже в лесостепные городища земледельцев. С точки зрения учёных обитатели здешних мест снова стали невидимы. Украинский археолог Светлана Пачкова, напротив, полагает, что "никаких природных катаклизмов на протяжении III века до нашей эры на территории Среднего Поднепровья не происходило, и полностью вымереть оседлое население или выселиться не могло". Изучив каждое из зарубинских "пятен" в отдельности, она доказала, что их различия вызваны в значительной степени местными элементами, вошедшими в состав новой культуры. Стало быть, какая-то часть скифов-пахарей, не говоря уже о неврах-оборотнях, дожила на своих местах до подхода населения извне.
Да правит миром любовь!
Аватара пользователя
ZHAN
майор
 
Сообщения: 71874
Зарегистрирован: 13 июн 2011, 11:48
Откуда: Центр Европы
Пол: Мужчина

Re: Бастарны

Новое сообщение ZHAN » 04 янв 2014, 23:39

Но откуда же явились эти нежданные пришельцы? В археологическом облике зарубинского сообщества самым удивительным образом сочеталось кельтское (латенское) влияние, германские (ясторфские) черты и очевидная схожесть с соседями из лужицкого региона. Получались какие-то непостижимые кельто-германо-венеды.
Сразу после обнаружения зарубинецкой культуры отечественные археологи уже по сложившейся стойкой традиции поспешили объявить её праславянской. Но пропасть меж обликом центральноевропейских пришельцев и внешним видом ранних славян не заметить оказалось просто немыслимо. Тогда академик Валентин Седов придумал более хитрую и сложную схему. Он полагал зарубинцев – выходцами из соседней поморской культуры, одну из частей которой, так называемых "подклёшевцев", провозгласил славянами. Отсюда его вывод: "Поскольку в сложении трех основных групп зарубинецкой культуры приняли участие переселенцы из Повисленья, то этнос зарубинецких племён может быть обусловлен прежде всего языковой принадлежностью висленского населения. Выше носители культуры подклёшевых погребений определены как ранние славяне, находящиеся в стадии становления. Население же поморской культуры отнесено к периферийной группе западных балтов, близкой к формирующимся славянам. В этой связи следует допустить, что носители зарубинецкой культуры в языковом отношении были близки и славянам, и западным балтам". Кроме того, по мнению академика: "В составе переселенцев были и иноплеменники, о чем свидетельствуют отдельные ясторфские элементы", не говоря уже "о проникновении отдельных групп кельтского населения". Зарубинцы, по Седову, получались не чистые славяне, а причудливая смесь праславян с западными балтами, усложнённая вкраплениями германцев и кельтов. Не племя, а эдакий этнический "винегрет"!

Разберемся с каждым из пришлых элементов в отдельности. В середине первого тысячелетия до нашей эры воздействие передовой латенской культуры на европейские народы было сравнимо разве что с распространением скифского влияния в мире кочевников. Кельты первыми на континенте начали добывать и обрабатывать железо. Их оружие, образ жизни, украшения и даже манера одеваться вошли в моду и заимствовались решительно всеми. Недаром, античные писатели называли западную и центральную часть нашего континента Кельтикой. Повсюду расходились кельтские мечи, щиты, доспехи и, конечно же, фибулы. Даже расположенная на далёком Севере (по большей части в Дании и Южной Швеции) ясторфская культура, она выступает прародительницей всех германцев, считается латенизированной, то есть испытавшей серьёзное влияние кельтов. Под воздействием последних лужицкая культура балтийских венедов перерастает в поморскую. Её ученые тоже относят к латенскому миру. Получилась своего рода "кельтская вуаль", которая в этот период оказалась наброшена на все народы Центральной Европы. Означали ли это, что они действительно стали кельтами? Конечно же, нет. Как не превратились в скифов кочевники, заимствовавшие их оружие, конское снаряжение и Звериный стиль, точно также не стали галлами, те кто воспринял их костюм, стал украшать себя фибулами, сражаться при помощи кельтских железных мечей и доспехов. Несколько иначе обстоит дело с ястфорским влиянием. Хорошо известно, что давление со стороны прагерманских племён Дании и Южной Скандинавии на зону обитания поздних венедов поморской культуры привело к образованию двух новых археологических сообществ: оксывского на берегах Балтийского моря и пшеворского на остальной территории нынешней Польши. При этом первое подарило человечеству готские и гепидские племена, а второе – вандалов, лугиев, бургундов. Как видим, приход ясторфцев на земли венедов в конечном счёте породил восточногерманские народы. Разница влияний очевидна. Кельты стояли выше всех прочих европейцев по уровню развития. Их достижения, как мода, распространялись даже без всяких завоеваний. Поэтому появление на какой-либо территории кельтских вещей вовсе не означало, что туда пришли галлы. С германцами всё было по-другому. Они не в чём не превзошли своих соседей, кроме, разумеется, воинственности. Находки ясторфских вещей или оружия у тех или иных народов, вероятнее всего, означают их покорение древними германцами. Или хотя бы появление там германских вождей с дружинами. Понятно, что прибывая на новые земли, северяне не истребляли аборигенов, но они часто становились там вождями и элитой, потому навязывали народам свои обычаи, культурные традиции, а порой, и язык. Однако, степень подобной "германизации" могла быть различной.

Свою версию происхождения зарубинцев предложили питерские историки Марк Щукин и Владимир Еременко. Они обратили внимание на безусловное сходство зарубинцев с создателями поянешти-лукашевской культуры. Последнее сообщество обнаружилось в междуречье Сирета и Днестра, то есть неподалёку от низовьев Дуная. Более того, его представители обитали и на острове в устье великой реки. То есть всё как нельзя лучше соответствовало описанию народа бастарнов, у которых, "те, кто владеют Певкой, островом на Истре, носят название певкинов". Зарубинцы оказались близки обитателям Подунавья по своей материальной культуре, более того, у них даже нашёлся общий предок. В качестве такового выступила поморская культура венедов. Но не вся, а та её часть, что располагалась в междуречье Одера и Нейсе, вблизи истоков Вислы. Эта область носит название Силезия и находится на стыке Восточной Германии, Чехии и Южной Польши. Там и была обнаружена губинская группа памятников. Изначально в данном регионе проживали венедские племена, испытавшие определённое влияние кельтов. Позже сюда пришли германцы, вероятно, покорив местных обитателей. Историк Марк Щукин полагает, что именно эта область стала родиной бастарнов: "выясняется, что образованию зарубинецкой и родственной поянешть-лукашевской культур предшествовало проникновение населения губинской группы из междуречья Одера-Нейсе, группы, представляющей собой сплав поморской культуры Польши и ясторфской Германии. Выходцы с запада появляются в Северном Причерноморье на рубеже III-II веков до нашей эры, как раз в то время, когда письменные источники фиксируют здесь появление "бастарнов-пришельцев".
У Марка Щукина оказался ещё один "козырь": "носители формирующейся зарубинецкой культуры явно побывали на Балканах, потому что только там можно найти прототипы характерных "зарубинецких" фибул. Носители зарубинецкой культуры, очевидно, были участниками бастарнских походов на Балканы в 179-168 годах до нашей эры, достаточно подробно описанных Титом Ливием". Действительно, самым распространённым украшением у пришельцев в Северную Скифию оказались застёжки с треугольным щитком. Они попадаются у населения всех трёх пятен, причём их носят до самого конца существования культуры. Такие фибулы для археологов стали её главным маркёром. Выяснилось, что это фирменное изделие могло быть заимствовано только в одном месте исключительно в один момент времени. А именно: на Среднем Дунае, в Иллирии и Далмации, в конце II столетия до Рождества Христова. Это те самые места, которые посетили в своих походах бастарны.
Изображение
Изображение
Зарубинецкие фибулы с треугольным щитком

Владимир Еременко подмечает в этой связи ещё один важный момент: "Отсутствие на памятниках типа Поянешти-Лукашевка юго-западных, балкано-иллирийских элементов позволяет предположить, что они оставлены именно той частью бастарнов, которая не участвовала в балканских походах времён III Македонской войны. И, напротив, комплексы Зарубинецкой культуры, содержащие эти элементы, могут быть связаны с бастарнами, участвовавшими в походах". Справедливости ради, надо заметить, что это не совсем так – одна подобная фибула была найдена в поселении Лукашёвка, то есть в землях дунайских бастарнов. Более того, парочка их попалась археологам в Крыму, ещё одна такая застёжка обнаружилась в сарматских пределах между Днепром и Доном. Но только у зарубинцев эти украшения распространились широко, как родные, став главной отличительной особенностью этой культуры. По версии питерских историков, в начале II столетия до Рождества Христова бастарны пришли одновременно и на Дунай, где стали поянешти-лукашевцами, и на берега Днепра, где превратились в зарубинцев. В доказательство Марк Щукин ссылается на сведения античных историков о "бастарнах-пришельцах" и их "сидящих в глубине страны" племенах. По его версии, страбоновские атмоны и сидоны – это две континентальные группировки бастарнов: дунайская и днепровская. Теория получилась довольно стройная.
Жаль только, что ничего подобного на самом деле в сочинениях древних историков днём с огнём отыскать нельзя. О "бастарнах-пришельцах" пишет Пседо-Скимн, ссылаясь на Деметрия. Но видит он их исключительно на Дунае, рядом с фракийцами. Теперь прислушаемся внимательней к словам Страбона: "В глубине страны обитают бастарны, граничащие с тирегетами и германцами... одни из них называются атмонами, другие – сидонами; те, кто владеют Певкой, островом на Истре, носят название певкинов, а самые северные, обитающие на равнинах между Танаисом и Борисфеном – роксаланов". Следовательно, певкинами античный географ зовёт островитян, жителей дунайского устья. Об иных группировках (атмонах и сидонах) им сказано, что они живут далее от реки ("в глубине страны"), но и те и другие меж тем граничат и с германцами и тирегетами. В последних несложно обнаружить гетов, то есть фракийцев, живущих по Тирасу, то бишь Днестру. Что касается германцев, то в данном случае под ними понимались пшеворские племена: вандилии Плиния. Они обитали в Южной Польше и на западе Украины. Владения дунайских бастарнов действительно примыкали как к землям днестровских фракийцев (тирегетов), так и к наделам пшеворцев, которые в это время проживают на Волыни.
При этом Страбон, ошибочно отнеся к бастарнам роксаланов, замечает, что они самые северные представители этого племени. Очевидно, что никакие среднеднепровские, припятские, а уж тем более верхнеднепровские племена великому географу в качестве бастарнов неведомы. Те пятна, что отводят археологи под зарубинецкую культуру, не могут быть приписаны напрямую этому племени. Поскольку ни одно из них не граничит с тирегетами на Днестре. И все они расположены гораздо севернее роксалан. Сведения Плиния картину не меняют: его бастарны живут по соседству с даками. То есть опять-таки на территории нынешних Румынии и Молдовы, рядом с фракийцами. Примечательно, что в римское время Восточные Карпаты именовались Бастарнскими Альпами, что также говорит о том, что древние писатели видели наших героев в этом регионе, но никак не на Днепре.

Кто же прав – античные авторы или современные питерские историки? Не будем спешить с выводами.
Да правит миром любовь!
Аватара пользователя
ZHAN
майор
 
Сообщения: 71874
Зарегистрирован: 13 июн 2011, 11:48
Откуда: Центр Европы
Пол: Мужчина

Re: Бастарны

Новое сообщение ZHAN » 07 янв 2014, 01:13

Украинский археолог Светлана Пачкова изучила каждый из трёх регионов данного археологического сообщества в отдельности, сравнив имеющиеся там элементы с близкими по времени европейскими культурами. Выяснилось немало любопытного. Например, происхождение пятен не было одинаковым. При этом отличались не только местные элементы, влившиеся в сообщество в окрестностях Днепра, но даже те, кто явился издалека. Может быть именно поэтому они поселились хотя и рядом, но всё же на некотором удалении друг от друга? Тем не менее, "формирование зарубинецкой культуры проходило в один хронологический отрезок времени во всех трёх регионах", а зарубинцы явно воспринимали себя единым целым, поддерживая довольно интенсивные отношения друг с другом и противопоставляя себя иным соседям. Впрочем, "более тесные связи были между Припятским Полесьем и Средним Поднепровьем, между Верхним Поднепровьем и остальными регионами – значительно слабее..."

Светлана Пачкова разработала методику сравнения археологических культур по типам их керамики, похоронному обряду и прочим элементам. Это позволило ей оценивать такую туманную категорию, как "родство народов" в конкретных цифрах. Понятно, что жизнь любого племени не исчерпывалось теми вещами, что находились в его распоряжении, и уносились этими людьми с собой в могилу, однако, лучше такой анализ, чем никакого. Не правда, ли? Так вот, поначалу украинская исследовательница попробовала сравнить зарубинцев с соседними пшеворцами. Хотя последние и дали целую россыпь восточногерманских племён: вандалов, лугиев, бургундов, упрощая ситуацию, станем звать их просто вандалами. Известно, что сложились они на базе предшествующей поморской культуры, которую мы считают поздней стадией существования балтийских венетов. Итак, что же показало сравнение днепровских пришельцев с соседями-вандалами? "Зарубинецкий и пшеворский комплекс имеют близкую степень сходства с поморской выборкой (соответственно 23% и 24,1%), что может говорить о том, что они в одинаковой степени питались от поморских истоков". Венеды Балтики, стало быть, практически в одинаковой степени являлись общими предками как вандалов, так и наших непостижимых зарубинцев. Однако, меж последними имелась разница. В первую очередь, по степени германизации. "Количественно и качественно ясторфские вещи преобладают на территории пшеворской культуры и лишь в небольшом количестве зафиксированы на зарубинецкой". И эта тенденция проглядывает и в таком важном для установления этнической принадлежности обстоятельстве, как похоронный ритуал. "В зарубинецкой культуре, в отличии от пшеворской, довольно редко встречается оружие в могилах, а там, где оно встречается, нет его ритуального повреждения". Германские воители, как известно, отправлялись навстречу Богам в Валгалу вместе со своими мечами и щитами, в крайнем случае, с копьями. При этом клинки и острия сгибали, как бы в знак, что они тоже гибли вместе со своим владельцем. Ничего подобного у днепровских пришельцев не практиковалось. Оружие в могилу помещалось только в одном регионе – на Верхнем Днепре. Были это исключительно наконечники копий и дротиков. Да и те никто и не подумал гнуть. На территории остальных пятен находки оружия, тех же дротиков, единичны, правда, на Киевщине попадаются ещё каменные и глиняные шары, размером 3-4 сантиметра в диаметре, скорее всего, их использовали в качестве снарядов для пращи.

Оценка сходства типов керамики показала, что ближе всего к восточным германцам оказались обитатели Полесья – 30,3%. Среднеднепровское "пятно" показало 22,8% общности. И совсем резко отличались от вандалов "воинственные" жители лесной глубинки Верхнего Поднепровья – 12,9%. Считается, что показатели выше сорока процентов свидетельствуют, что перед нами варианты одной культуры; около тридцати, что культуры родственны, меньше двадцати – указывают уже на серьёзную разницу в происхождении сообществ. Не останавливаясь на достигнутом, украинская исследовательница сравнила загадочных зарубинцев не только с современными им пшеворцами, но и, напрямую, с предшествующей по времени поморской культурой, а также её региональными вариантами: западным ("ящичных погребений") и восточным ("подклёшевым"), именно его академик Седов отводил праславянам. Выяснилось, что днепровским пришельцам, конечно, родственны обитатели висленских берегов, но нельзя считать их прямыми прародителями: Средний Днепр – сходство 33,7%, Полесье – 25,9, Верховья Днепра – 23,6%. При этом влияние западных и восточных венедских группировок было приблизительно одинаковым; несколько более "подклёшевцы" проявились в Полесье. Надо полагать, именно они жили там до прихода нового населения. На Среднем Днепре, напротив, выше сходство оказалось с западной частью венедского сообщества.

Очень любопытные результаты дало сравнение каждого из зарубинских пятен в отдельности с вероятными источниками германского влияния. В качестве образцов были взяты, во-первых, те самые губинцы из Силезии (протобастарны); во-вторых, ясторфцы с территории нынешней Северной Германии, там они тоже смешивались с прежними обитателями этих мест, вероятнее всего, теми же венедами и кельтами, но происходило это в меньшей степени; в-третьих, представители этой культуры, так сказать, в чистом виде, жившие на землях Северной Ютландии (Дании). По сходству типов керамики получены следующие результаты: Полесье продемонстрировало общность с силезцами на 30%, с германцами – 29,5%, а датчанами – 21%. Обитатели Среднего Днепра показали иную диспозицию: силезцы – 23%, германцы – 27% и, наконец, датчане – 32%. Странные обитатели верховьев Днепра и здесь остались верны сами себе: силезцы – 27%, германцы – 19,9% и датчане – много меньше – 11%. Всплыло, таким образом, очень странное обстоятельство: хотя каждое из зарубинских пятен испытало определённое влияние германцев, но пришло оно из разных мест. В целом же германских "в чистом виде" мигрантов, как показалось археологам, было мало. Ясторфские могильники среди зарубинецких, по подсчётам Пачковой, составляли не более семи процентов.

Украинская исследовательница изучила культуру дунайских бастарнов – поянешти-лукашевскую. Её действительно можно считать одним из региональных вариантов ясторфского мира. При этом очевидно, что пришли эти люди сюда из Силезии. Сходство их с губинцами по типам посуды достигало 39,1%, с германцами и датчанами оказалось существенно ниже. Если сравнить дунайских бастарнов с днепровскими пришельцами, без труда обнаруживается глубокая близость двух этих бесспорно родственных сообществ. Особенно явная в похоронном обряде – 51-70% сходства, по методике Пачковой. И это при том, что два локальных варианта дунайской культуры – поянештинский и лукашевский, наверное, атмоны и сидоны, различаются меж собой всё на те же 70%. Как братья-близнецы напоминают друг друга и орудия труда бастарнов и зарубинцев: серпы, ножи с прямой и горбатой спинкой, бритвы с полукруглыми лезвиями. С посудой всё сложнее: "Очень высокое сходство по категориям только между верхнеднепровским вариантом зарубинецкой культуры и поенешти-лукашевской керамикой". Если же оценивать целиком все три пятна зарубинцев, то их сходство с дунайскими германцами было несколько ниже – 32% , на уровне хоть и родственных, но всё же вполне самобытных сообществ. Выходило, что "этносы зарубинецкий и поянешти-лукашевский, вероятнее всего, были различны". Но главное отличие заключалось в том, каким образом проявлялось ясторфское влияние. Дунайские бастарны выглядели подлинными германцами, чистокровными нордийцами, породистыми аристократами, если можно так выразиться. Здесь чаще попадаются элитные "княжеские" могилы, где рядом с останками вождей и знатных воинов лежали железные мечи, умбоны щитов и боевые пояса всадников. Ничего этого не встретилось археологам у днепровских обитателей. Что позволило Светлане Пачковой сделать следующий вывод: "Если этнос Поянешти-Лукашевцев в значительной мере был германизирован и, вполне возможно, соответствовал сообщениям древних авторов о заселении Карпато-Днестровского региона бастарнами, которые представляли собой, вероятнее всего, полиэтническую общность, то в зарубинецкой культуре бастарнский элемент был значительно слабее".

Но кто же тогда такие зарубинцы? Похожи на бастарнов, но всё не бастарны. Да, они близки к германцам по своей материальной культуре, но дальше от ясторфцев, чем бастарны и вандалы. И, вообще, оказываются какими-то нетипичными германцами, не аристократичными и не слишком воинственными. Наравне с вандалами по происхождению тяготеют к балтийским венедам. При этом разброс зарубинских пятен тоже оказывается весьма солидным. Если Полесцы с Киевлянами демонстрируют сходство до 42%, то Верхнеднепровцы оказываются от них так далеко – 28%, что возникает вообще вопрос: одна ли эта культура? Тем не менее, все эти люди сознают себя единым народом. Свидетельством чему стали тесные связи, в том числе и брачные, а также общие украшения – те самые фибулы с треугольным щитком, которые к концу существования сообщества вытеснили все остальные. Ну, как вам зарубинские загадки и парадоксы?!

Украинская исследовательница полагает, что днепровские пришельцы могли сложиться в результате общего движения на Юг, в Подунавье и на Балканы, неких германских племён. Несомненно, однако, что "зарубенецкая культура находилась в стороне от магистрального пути миграции скиров, бастарнов и других переселенцев. Само количество мигрантов, попавших на территорию Полесья и Поднепровья, вероятно, было незначительным по сравнению с двигавшимися в Карпато-Днестровский регион. В социальном плане они также не представляли собой элиту ясторфского общества". Её версия происхождения зарубинцев выглядит следующим образом: какая-то часть переселявшихся к Дунаю германцев отчего-то попадает в Поднепровье. Быть может, просто заблудилась. Причём, "ясторфцы, пришедшие на Поднепровье, были, вероятно, бедными и молодыми и шли без женщин". Тем не менее, им удалось взбаламутить местную молодёжь, вовлечь её в дальнейший поход с ними на Балканы. По возвращению из него все участники поселяются сообща в Северной Скифии. На Юге, вероятно, в качестве трофеев они добывают свои "фибулы с треугольным щитком на ножке, характерные для кельто-иллирийских древностей Балкано-Дунайского региона. Их могли, вероятнее всего, принести местные жители Поднепровья, принимавшие участие вместе с бастарнами в освоении Подунавья и возвратившиеся домой из балканских походов еще до начала Третьей Македонской войны". Почему именно аборигены, а не пришлые германцы принесли новые украшения? Потому что в Молдове и в Силезии они практически не встречаются, а здесь, на Днепре, стали главным отличием новой культуры. По словам Светланы Пачковой: "Все три региона объединял фибульный комплекс. Форма окончания ножки фибул близка по форме копью. И, вероятно, именно этот тип фибул символизировал основную идею формирования новой общности, объединяющей территории, заселенные племенами, вполне возможно, различными в этническом плане". Стало быть, идея копья оказалась близка представителям трёх племён, которые пришли на Днепр, и отчего-то стали считать себя одним новым народом.
Территория Полесья, Верхнего и Среднего Поднепровья была ядром, где, согласно письменным источникам, в середине первого тысячелетия были зафиксированы достоверно славянские племена, а к его концу сложилось восточнославянское государство – Древняя Русь. Поэтому и время рубежа нашей эры, когда эти земли занимали племена зарубинецкой культуры, вызывает не утихающий интерес в научных кругах и у широкой общественности, интересующейся далеким прошлым своей страны.
Светлана Пачкова, украинский археолог, "Зарубинецкая культура", 2006 год.
Разгром сарматами носителей зарубинской культуры имел далеко идущие последствия, вызвал целый ряд перемещений населения не только в лесостепной, но и в лесной полосе Восточной Европы. Сарматский удар середины I века оказался одним из стимулов славянского этногенеза.
Марк Щукин, российский археолог, писатель, "Сарматы на землях к западу от Днепра", 1989 год.
Да правит миром любовь!
Аватара пользователя
ZHAN
майор
 
Сообщения: 71874
Зарегистрирован: 13 июн 2011, 11:48
Откуда: Центр Европы
Пол: Мужчина

Re: Бастарны

Новое сообщение ZHAN » 10 янв 2014, 22:25

На обширных просторах Восточной Европы в самые разные эпохи появлялись зоны, где цивилизация с её Законом, Порядком и Властью уже заканчивалась, но полностью безлюдная пустыня ещё и не думала начинаться. Именно в таких краях возникало порой Гуляй-Поле, то есть область обитания разбойников, пиратов и казаков, там собиралась всякого рода анархическая братия – беглецы и бунтари, привыкшие жить по собственному разумению и не желающие кому бы то ни было подчиняться. Они не признавали ни вождей, ни судей, ни даже самого института государства в нашем его понимании, с непременными притеснениями, поборами и прочими повинностями. Их устраивала лишь сплошная вольница. Сей просо, ячмень, пшеницу, бей зверя, лови рыбу. Заскучал или мало на зиму запасов – собирай ватагу, броди с дружками по окрестностям, ищи чем поживиться. Вы думаете, казаки ведут своё родословие от Запорожской Сечи или ватаг Ермака времён Ивана Грозного? Нет, уж. Такого рода люди появились на Припяти и на Днепре гораздо раньше, ещё в зиму 175-174 годов до Рождества Христова. Ибо первая вольница возникает в здешних краях вместе с мятежной армией бастарнского царя Клондика.
Впрочем, в болотистом Полесье потомки венетов, бежавших с Вислы от германского гнёта, жили и до этого. Быть может, дунайские уклонисты даже знали о существовании на Востоке нашего континента укромного края, где можно спастись от гнева всесильных владык, и сознательно шли сюда, к свободным сородичам? По крайней мере, исследования Пачковой доказывают, что освоение будущими зарубинцами земель Приднепровья начиналось с бассейна Припяти. При этом никаких свидетельств военных столкновений переселенцев с обитателями здешних мест у археологов нет. Зато несомненно, что пришельцам уже в скорости удалось в корне изменить жизнь народов всего региона. Можно только гадать, сколько воинов прибыло с Дуная: три тысячи, пять или десять, но эти люди вошли в Северную Скифию, как нагретый нож вторгается в брусок сливочного масла. То есть мягко, плавно и без проблем. Понятно, что местное население, жившее в дикости и разобщении, даже если бы захотело оказать сопротивление, вряд ли что-то могло противопоставить организованной армии, пусть и состоящей исключительно из лёгких пехотинцев. К тому же дунайские воины, вероятно, опирались на помощь венедских сородичей из припятского Полесья. Но, думается мне, что войны не было по иной причине – переселенцы и не думали никого завоёвывать или порабощать. С чего мы вообще это взяли? Только лишь потому, что, по мнению учёных, именно так традиционно всё и происходит? Впрочем, мы с вами уже не раз убеждались, что стереотипы историков подчас их подводят. Ведь как рассуждают учёные? Раз объявились в здешних краях новые племена, да ещё и стоящие по уровню развития гораздо выше аборигенов, значит, они должны подчинить или истребить своих предшественников. В дальнейшем агрессорам положено создать тут своё государство по типу варварских королевств Западной Европы во главе с царьком, или, на худой конец, союз племён с князем и его дружиной.
А ведь удалось уже выяснить, ситуация с освоением Поднепровья сложилась весьма пикантная. Сюда явился не полноценный народ во главе с закованной в броню элитой и грозным предводителем, но беглецы, можно сказать, племенные низы и изгои. Жаждали они не завоевания новых земель и народов во славу своего владыки, а совсем иного – укромного угла для спокойной и вольной жизни, где можно любить женщин и растить детей. Разве то, что потерял, не ценишь вдвойне? Значит, дезертиры очень нуждались в союзе с аборигенами, им необходима была их поддержка, особенно в первую, самую тяжёлую, зиму. И потом, переселенцы явились без женщин, следовательно, чтобы найти себе спутниц, им поневоле пришлось искать дружбы с местными обитателями. Которые в свою очередь, не прочь были заручиться покровительством такого количества сильных и организованных мужчин с оружием в руках. Пришельцам и аборигенам не было никакого смысла воевать меж собой, к тому же земли хватало на всех.

Давайте вспомним, чем была Северная Скифия в эту эпоху. Огромная страна, по размерам равная территории современной Франции, полузаброшенная и малозаселённая, лежавшая на самом отшибе континента, обильно поросшая лесом, окружённая болотами, где сами условия обитания позволяли человеку выжить только на пределе его возможностей. Однако, тоже буйство сил природы, что усложняло проживание, надёжно прятало здешнее население от любого супостата. Это была своего рода античная Сибирь – край суровый, но вольный. И вот сюда приходят зарубинцы. Обратите внимание, как размещаются вновь пришедшие. Мало того, что они занимают три разных области на приличном расстоянии друг от друга. Так ещё и внутри этих пятен поселения обустраивались очень неравномерно, своего рода "гнёздами", в некоторых скоплениях их было по четыре-шесть, в других до двадцати. Внутри такого куста все селища теснились, при этом располагаясь почти на одинаковом расстоянии. Как будто их обязали непременно держать интервалы, ни ближе – ни дальше.

Размеры посёлков оказались скромны, от совсем крохотных, где размещалось десять-двенадцать хижин или полуземлянок, до чуть более крупных, состоявших из шестидесяти-восьмидесяти жилищ. Обиталища венедских изгоев являли собой образец скромности и неприхотливости – будь то полуземлянка, как в Полесье, наземный сруб, как в верхнеднепровской зоне, или даже мазанка, как на Среднем Днепре, всюду помещение состояло из одной-единственной комнаты с очагом посредине, площадью от 12 до 25 квадратных метров. Не разгуляешься. Понятно, что жить там могла лишь одна семья. Рядом с жильём, иногда внутри него, находят многочисленные ямы, круглые или в виде колокола, очевидно, это были погреба, склады и другие хозяйственные помещения. Городов с ремесленными посадами не было вообще, зато практически в каждом посёлке существовал горн для выплавки железа. Конечно, при таком "домашнем" способе получения металла, он выходил очень низкого качества. Да и изделий из него у обитателей Днепра попадается гораздо меньше, чем у вандалов, готов и иных германских соседей.

На раннем этапе зарубинцы освоили берега только двух крупных рек – Припяти и Днепра. Селились на возвышенностях, с которых открывался хороший вид на речные просторы, однако, ни валами, ни рвами свои посёлки не ограждали. По крайней мере, поначалу. Чуть позже, со второй половины I века до нашей эры, зарубинских селищ становится так много, что они появляются и возле других крупных притоков этой же водной системы: Роси, Стугны, Тясмина, Десны. Однако, междуречья, включая тучные чернозёмы вокруг озёр и ручьёв, так и останутся невостребованными до самого конца существования культуры. Точно также в Верхнем Поднепровье и Полесье пришельцев совсем не заинтересовали лесные и озёрные угодья, богатые рыбой и зверем. Спрашивается, а почему? Если зарубинцы, как их изображают современные историки, были обычными земледельцами на стыке леса и лесостепи, то чем им не нравились наделы на некотором удалении от судоходных рек? Отчего они роились, как пчелы вокруг маток, по берегам таких полноводных артерий, как Днепр, Припять, Десна, предпочитая непременно их нижнее и среднее течение, там где русло шире и глубже. К чему так тесниться пришельцам? Отчего жмутся друг к другу их посёлки, хотя вокруг полно невозделанной земли?

Очевидно, реки – их главная дорога и важнейшее средство связи. От них новички ни на шаг не отходят. Академик Пётр Третьяков и его археологическая экспедиция раскопали в зарубинских слоях на левом берегу Десны занесённый слоем песка челн, длинной 8,24 метра при ширине 60 сантиметров, вырубленный из ствола мощного дуба. Извлечь его целиком из грунта не удалось – он буквально развалился от ветхости в руках археологов. Тем не менее, это плавательное средство очень напомнило учёным знаменитые славянские "моноксилы" (в переводе с греческого – "однодревки"), речные суда, на которых предки ухитрялись доходить до самого Константинополя, участвуя в его осаде с моря. По крайней мере, две подобные однодревки, найденные в Чехии в местечке Микулице, были весьма схожей конструкции и размеров: одна – 8,33, другая – чуть больше – 9,8 метров. Подобные "корабли", простые, но устойчивые и надёжные, именуемые "стругами", использовались запорожскими казаками чуть ли не до русско-турецких войн. И на них атаманы со своими ватагами смело отправлялись в дальние и искованные походы. Но зачем подобные суда, довольно трудоёмкие в изготовлении, понадобились скромным зарубинским земледельцам? Для общения между посёлками? С этой целью подойдёт и обычный плот, его соорудить и легче и быстрее, да и груза на нём перевезти можно больше.

С одной стороны, мы видим, что пришельцы ничуть не опасаются нападений аборигенов. Поскольку укреплений вокруг посёлков не строят. Хотя селятся так, что по малейшему сигналу могут собрать значительное войско. Особенно учитывая, что передвигались они главным образом по рекам, используя челны. С другой стороны, археологи уверяют нас, что до появления дунайских дезертиров эти края не пустовали. И если скифов-пахарей и венедов в Полесье, возможно, было действительно немного, то милоградцы-невры построили здесь более двух сотен поселений, а также имели родовые кладбища. Геродотовы оборотни являли собой довольно мощный союз племён, занимавший значительные территории древней Невриды. С приходом мигрантов он, однако, полностью исчезает. При этом зарубинцы без всякого перерыва селятся на площадках неврских городищ. Именно последнее обстоятельство и позволило академику Третьякову в своё время сделать вывод: "Скорее всего "милоградцы" были вынуждены покинуть свои поселения в результате военных поражений". Отчего же тогда пришельцы не боялись мести тех, кого они согнали с родных мест, и кто какой-то период продолжал жить рядом с ними? Почему не огораживали свои посёлки? Представьте, люди приходят в чужую страну с оружием в руках, изгоняют аборигенов, селятся прямо в их городищах, но при этом не опасаются нападок со стороны местных жителей. И никто их не тревожит. Чудеса, да и только!

Впрочем, новое население использует по прямому назначению не только города оборотней, но и некоторые их кладбища, бережно сохраняя могилы прежних обитателей. И многие традиции невров становятся составной частью культуры верхнеднепровских зарубинцев. Получается, что новички полностью растворили в себя более многочисленных аборигенов. Причём процесс происходил так легко и непринуждённо, как будто кто-то бросил закваску пришельцев в хлебный настой местных жителей. При бурном брожении, все кто жил в этих краях уже через одно-два поколения стали одним народом. Объяснить такое быстрое слияние завоеванием просто невозможно. Тогда бы вновь сложившийся этнос ещё долгое время выглядел как те же силезские бастарны – недопечённым пирогом, сверху один слой, внизу другой. Было, наверняка, что-то настолько привлекательное в этих необычных пришельцах, что местные жители непременно захотели стать такими же, как они, добровольно потянулись к ним, стремились в их ряды. Но что заманчивого могло быть в образе жизни беглых дунайских дезертиров?

Не менее странно складываются отношения новых обитателей Днепра с дальними соседями. С одной стороны, как свидетельствует Светлана Пачкова, "зарубенецкая культура развивалась в более медленном ритме, чем другие, и более изолированно от остальных латенизированных культур". Действительно, данное сообщество, если, конечно, судить по технологиям и модным тенденциям, находилось в явной обособленности от всего цивилизованного мира. Ничего передового и прогрессивного сюда, в днепровские дебри, не проникало ни с Запада, ни с Юга. Возьмём, к примеру, фибулы, которые у всех народов Кельтики, включая северных германцев, регулярно меняли свой внешний вид, отражая, вероятно, нюансы общеевропейской моды. У зарубинцев они, напротив, вначале были гораздо более разнообразны. Затем, уже через несколько поколений, эти люди начинают носить только одного вида застёжки – с треугольным щитком на ножке. На родине фибул этого вида – на Балканах – все давно позабыли о такого рода украшениях, а здесь они вдруг становятся невероятно популярны. Зарубинцы, вообще, решительно во всём не развиваются, как прочие народы, а деградируют, утрачивая со временем тот европейский блеск, что был присущ пришельцам с Дуная.

Неужели причины изолированности и технической отсталости только в том, что обитатели Днепра находились на самой окраине тогдашнего обитаемого мира? С другой стороны, если судить по вещам, которые попадаются в зарубинских поселениях, получается, что эти странные люди, напротив, поддерживали самые тесные связи со многими тогдашними мировыми центрами. Особенно плотно они общались с населением позднескифских городищ низовьев Днепра и эллинскими колониями на Чёрном море, в частности, с Ольвией. Достаточно сказать, что со времён распада Империи степных царей греческие импорты совсем перестали попадать в Северную Скифию. Помните, археологи даже подумали, что та опустела? Так вот, теперь, в зарубинецкую эпоху, их вновь становится много. Осколки греческих амфор и античной кружальной посуды на некоторых поселениях днепровских венедов достигают 10-15% процентов от всего керамического материала. Получалось, что живя в скромных полуземлянках и мазанках, зарубинцы не отказывали себе в удовольствии дегустировать тонкие греческие вина с островов Кос, Фасос и Родос. Причём, черепки косских амфор наиболее многочисленны. Вероятно, днепровские знатоки вин выписывали их чаще прочих. Самым непостижимым образом сюда попадают стеклянные ольвийские бусы, роскошная греческая столовая посуда и даже египетский фаянс в виде жука-скарабея. Вот уж самая нужная вещь в дебрях Днепра! У села Харьевка близ Путивля в одном из зарубинских поселений археологи раскопали сразу семь (!) короновидных шейных гривен, которые у германцев являлись знаками высокого происхождения их обладателей. Что-то вроде княжеских корон. Выходило, либо семь германских князей поселились в одной зарубинецкой хибаре, либо её обладатель решил приобрести, не мелочась, сразу такое немалое количество безумно дорогостоящих украшений. Согласитесь, это странно: вещи, причём самые экзотические, редкие и ценные, регулярно к зарубинцам попадают, а вот технологические приёмы, новшества и модные тенденции, даже самые простые, – нет. Такому изобилию греческих товаров, какое, судя по осколкам и черепкам, попадает на территорию Днепровской Венетии, могли обзавидоваться любые соседи, будь то готы или вандалы, но все племена вокруг развиваются, а обитатели здешних мест – деградируют в изоляции.

Очевидно, что данное сообщество выглядит странно во всех отношениях. В любом союзе племён, не говоря уж о варварских королевствах этого времени, всегда есть господствующее племя, то которое объединяет вокруг себя остальных. Днепровские венеты, несомненно, представляют собой некий союз. Во-первых, у них схож образ жизни; во-вторых, все они носят одинаковые фибулы, своего рода отличительные знаки; наконец, как уверяют археологи, женский вариант зарубинецкой культуры оказался совершенно одинаков на всей её территории. Это значит, что брачные узы накрепко связали все три "пятна" в единое целое. Но кто же тогда в этом союзе лидер? Бастарны вели за собой всех германцев на Балканы. Потомки их ополченцев – гирры – отличаются некоторой воинственностью. Только они помещают в могилы оружие – наконечники копий и дротиков. В их поселениях античной керамики порой находят даже больше, чем у их южных соседей – скиров. Но если господствующим племенем были действительно северяне, отчего они забрались в глухие дебри Белоруссии, позволив своим "вассалам" занять плодородные украинские чернозёмы? И отчего "подчинённые" племена находятся от них на приличном удалении, хотя свободного места повсюду хватает? И где собственно столица Днепровской Венетии? Почему здесь вообще нет городов с ремесленными посадами? Куда испарились племенные вожди и знатные воины? Где скрываются "княжеские" могилы? Отчего археологам не попадаются тут мечи, щиты и другое оружие элитных венедских дружинников?
Да правит миром любовь!
Аватара пользователя
ZHAN
майор
 
Сообщения: 71874
Зарегистрирован: 13 июн 2011, 11:48
Откуда: Центр Европы
Пол: Мужчина

Re: Бастарны

Новое сообщение ZHAN » 10 янв 2014, 22:26

Впрочем, все странности зарубинецкой культуры легко объяснимы. Но только в том случае, если мы перестанем представлять этих людей в качестве обычного союза племён, и поймём, наконец, что перед нами община изгоев, нечто вроде Запорожской Сечи более позднего времени. Это было вольное братство речных пиратов и лесных разбойников. По Припяти и Днепру они, подобно викингам и славянам, спускались, преодолевая пороги, к Чёрному морю, где грабили поселения поздних скифов и караваны греческих купцов. Вероятно, более прочих страдала от них Ольвия, расположенная в днепровском устье. Подымаясь в верховья этой водной системы разбойники разоряли городища невидимок-"штриховиков", черноодежников-юхновцев и людоедов-"днепро-двинцев". Неслучайно лесные племена, начиная со II века до нашей эры начинают копать рвы и сооружать валы вокруг своих ранее беззащитных посёлков. Теперь им есть кого боятся. Сплавляясь по Неману и Западной Двине ватаги зарубинцев прорывались на балтийские просторы. Как тут не вспомнить рассказ географа Помпония Мелы о диковинном корабле народа "индов" или "виндов", попавшем в плен германцам на Балтике в I столетии до Рождества Христова. При этом становится понятно, за какие "заслуги" весь экипаж судна был обращён в рабство. Ведь с купцами так никогда ни один народ не поступал. Иное дело – пираты.

Думаю, никаких царей себе зарубинцы не заводили. Наверное, слишком много горя хлебнули их предки с невезучим Клондиком, чтобы избавившись от одной напасти, они тут же посадили себе на шею иную беду. Все оказались равны, атаманов выбирали из самых опытных и удачливых собратьев и только на время похода. Именно поэтому у них не было ни городов, ни столиц, ни княжеских могил, ничего из того, что является признаками неравенства, государства и централизованной власти. Поселившись на берегах полноводных и судоходных рек, неподалёку друг от друга, чтобы в случае чего приходить на помощь, эти люди жили небольшими посёлками по 20-50 человек и предпочитали дружить с окрестными племенами. Иначе где бы они брали себе жён? Уже вскоре они втянули в своё разбойничье братство всех оборотней-невров. Милоградская культура исчезает, а её традиции проявляются отныне у гирров. Что ж лихое дело – нехитрое, но прибыльное. Соблазн для бедных обитателей лесов Белоруссии и Брянщины оказался слишком велик. Впрочем, озоровать и казаковать обитателям здешних мест слишком долго не пришлось. Уже в середине I столетия нашей эры случается нечто, что полностью разрушает разбойничье гнездовье на Днепре. Археологи называют случившееся "кризисом зарубинецкой культуры". По словам талантливых современных историков Андрея Обломского и Ростислава Терпиловского, признаки этой катастрофы таковы: "исчезновение зарубинецких памятников Припятского Полесья в течение сравнительно узкого промежутка времени, прекращение функционирования зарубинецких могильников и ряда поселений Поднепровья; массовые миграции населения с этих коренных территорий в различных направлениях вплоть до Западного Буга на западе и до верховьев Десны, Псла, Северского Донца, Оскола и бассейна Хопра на северо-востоке и востоке; изменение топографии поселений (массовое появление селищ на низких припойменных участках или в пойме); инновации в социальной организации (начало ведения хозяйства малыми семьями — на поселениях появляются усадьбы одной-двух семей) и в погребальном обряде".

Со стороны это выглядит так, как будто кто-то большой и сильный наступил тяжёлым кованным сапогом одновременно на все три пятна, или, если хотите, осиных гнезда, после чего из них во все стороны полетели брызги этого сообщества. Получилось, что в центре, там где проживали зарубинцы классического типа, возникла подозрительная пустота, особенно наглядная в районе Припятского Полесья, зато по окраинам стали расползаться чернильными пятнами представители так называемого постзарубинского горизонта. Они были явно выходцами из братства днепровских венедов, но при этом оказались смешаны с какими-то иными народами. В северной зоне гибель зарубинского братства привела к тому, что разбойники, забросив прежние места обитания, разбежались-разбрелись по всем окрестным лесам, попрятавшись среди соседних племён. Их поселения стали совсем крохотными – на две-три семьи и повсюду в них стало ощущаться влияние аборигенов. В этих условиях европейский лоск венедов стал быстро сходить на нет. Тяжёлый быт в лесной глухомани, среди геродотовских людоедов и их собратьев-штриховиков, превращал потомков дунайских переселенцев в грубых северных дикарей.

Иное положение складывалось на Юге, в первую очередь, на Среднем Днепре. Там многие венедские поселения сохранились, более того, расширилась территория обитания поздних зарубинцев. Пятна с их влиянием появились и восточнее, и западнее, и южнее – на Волыни, на берегах Южного Буга, на Левобережье Днепра: в верховьях Сейма, Псла, Ворсклы, и даже на Северском Донце и Хопре. На карте это выглядит так, будто обитателей осиных гнёзд Поднепровья взяли и тщательно, как кусок масла на ломте хлеба, размазали по всем лесостепным просторам бывшего Скифского квадрата. Но при этом поселения потомков зарубинцев оказались основательно перемешаны с городищами поздних скифов. А в самих этих посёлках, в каждом из которых занимались, как правило, одним видом ремесла, вместе с венедами обнаруживаются восточные германцы, фракийцы, иногда представители иных племен. Словом, теперь это не обычные поселения одного народа, а какое-то "вавилонское столпотворение". Но самым подозрительным обстоятельством являлось то, что буквально рядом, а иногда даже внутри таких многонациональных районов находились могильники сарматов. Как будто кочевники с высоты своих курганов надзирали за согнанными с разных мест подневольными ремесленниками.

Зарубинская культура располагалась именно в той зоне, откуда чуть позже появятся древнейшие славяне. Более того, из её разбитых вдрызг осколков последние, собственно, самым непостижимым образом и будут склеены. Именно поэтому учёным мужам всегда хотелось узнать, что за беда такая приключилась с днепровским сообществом? Какие недруги или стихийные бедствия обрекли его на гибель и раскололи на много частей, разлетевшихся по всей Скифии? Поначалу историки "грешили" на готское нашествие. Однако, после уточнения датировок выяснилось, что эти грозные германцы появились на Днепре не раньше последней четверти II века, в то время как запустение основного числа зарубинских посёлков приходится на середину предыдущего столетия. То есть между бегством во все стороны венетов и появлением готов существовал временной разрыв более ста лет. Марк Щукин первым обратил внимание на тот факт, что крах Днепровской Венетии совпал с периодом возвышения некой сарматской державы в междуречье Днепра и Днестра. Известно, что в середине I века количество степных курганов здесь резко возрастает, а содержимое могильников становится не в пример предыдущей эпохе богатым, встречаются массивные украшения из драгоценных металлов и знаки царской власти. Именно в это время вождь кочевников Фарзой начал печатать в Ольвии свои золотые монеты, одну из сторон которых украшала его личная тамга – родовой знак. Это было неслыханной дерзостью и в определённом смысле даже вызовом Римской империи. Тем более, что такой символический шаг сопровождался иными недружескими акциями. Фарзой установил свой протекторат над Ольвией и обидел множество римских союзников. Привело это к тому, что Тиберию Элиану, наместнику провинции Мезия, пришлось срочно переселять на южную сторону Дуная более 100 тысяч варваров "с жёнами и детьми и с их предводителями или царями". Пожалуй, это можно считать первым массовым перемещением варваров на земли Империи, прологом будущего Великого переселения народов. Кроме того, среди заслуг данного аристократа в его эпитафии указано, что "царям бастарнов и роксоланов сыновей, царю даков – брата, пленных или вырванных у врагов он возвратил". Вероятно, и даки, и бастарны, и роксаланы ходили тогда в союзниках империи, раз её полководцу пришлось собственноручно выручать ближайших родственников варварских предводителей.

Историки спорят о том, что за народ устроил нешуточный переполох в Скифии, в результате которого сто тысяч человек бежало за Дунай, а в плен угодили толпы сарматов и германцев. Несомненно, мы имеем дело с новой кочевой волной, зародившейся где-то на Востоке, возможно даже, у границ Китая. По крайней мере, в одном из сарматских могильников во Фракии рядом с облачением всадника-катафрактария обнаружено золотое украшение с драконами в стиле империи Хань. Некоторые вещи из этого захоронения помечены личной тамгой царя Фарзоя: два полуовала, соединённые перемычкой. Восточные кочевники принесли с собой обычай хоронить своих покойников в курганах с катакомбами, а также многочисленные вещи, выполненные в особом, "бирюзово-золотом", варианте Звериного стиля. Среди украшений встречаются изображения монголоидов, в могильниках попадаются вещи из Средней и Центральной Азии, а также лепёшки чёрного смолистого вещества - опия-сырца. Возможно, мы имеем дело с переселением аланских племён, которые, по данным античных авторов, разорив земли Южного Прикаспия (Гиркании), а затем Армении и Грузии, явились из азиатских глубин на просторы Северного Причерноморья. Под их натиском сарматы предыдущей волны - языги и роксаланы - бегут на Запад, в Подунавье и венгерские степи, а бастарнский союз племён гибнет, остатки этого народа тогда же в спешке и панике переселяют на территорию римской империи. Под удар этих могущественных кочевников второй сарматской волны, судя по всему, попали и наши венеды.

Марк Щукин первым обратил внимание на следы пожаров на зарубинецких городищах в районе Канева и наличие характерных трёхпёрых наконечников стрел в их слоях середины I века. Он посчитал, что именно после массированного удара со стороны державы Фарзоя Днепровская Венетия прекратила своё существование, а её обитатели разбежались в разные стороны. Впрочем, с ним спорят Андрей Обломский и Ростислав Терпиловский, утверждая, что "концепция сарматского нашествия не объясняет всех явлений, которые сопутствовали распаду зарубинецкой общности. Вряд ли оно могло привести к оттоку населения из лесной зоны: достаточно замкнутые полесская и верхнеднепровская группы могли бы существовать и дольше, после опустошения Среднего Поднепровья. Концепция Щукина находится также в противоречии с особенностями картографии позднезарубинецких памятников. Некоторые из них (селища Поречья, бассейна Трубежа, окрестностей Полтавы и Харькова, бассейна Хопра) находятся на южной границе Лесостепи, практически в Степи, где угроза со стороны кочевников должна быть максимальной. Перемещение зарубинецкого населения, бежавшего от сарматов, ближе к Степи, "под сарматские стрелы" выглядит нелогичным". Действительно, если беда пришла с Юга, отчего значительная часть венетов затем в ту же сторону и подалась? Вроде бы, обычно так не бывает. Взамен эти историки предложили свою теорию - экологическую. Они обратили внимание на то, что на рубеже эр наблюдается наименьший на всё тысячелетие уровень влажности и значительное повышение температуры. На Восток Европы пришли Жара и Великая Сушь. Степная полоса Скифии практически опустела. Кочевники перебираются в лесостепь. Причём могильники сарматов тремя языками потянулись на Север - на Волынь и к верховьям Днестра; в Среднее Поднепровье, в страну скиров, где курганы новой волны появляются на широте Киева; и в Верхнее Подонье. Так далеко к границе северных лесов степняки давно уже не забирались.

Если б, конечно, днепровские венеды были обычными земледельцами, то перемены климата их непременно порадовали бы. Как никак они занимали Полесье - страну болот, где влаги скорее в избытке, чем в недостатке. Стало теплее и суше? Значит, самое время пахать здесь и сеять. Но если мы правильно оценили их образ жизни и перед нами разбойники и речные пираты, то засуха, как подарок природы, а с ней и приближение к их рубежам державы сарматов, сыграли с днепровскими обитателями злую шутку. С одной стороны, царь Фарзой взял под свою опеку как Ольвию, так и нижнеднепровских скифов-пахарей. А ведь венеты именно им досаждали в наибольшей степени. С другой, кочевникам нужны были рабы, причём во множестве. Они помещали пленников в посёлки и превращали их в подневольных ремесленников. Некогда точно так же царские скифы поступили с земледельцами чернолесской культуры. Ныне, возвысившись, по их стопам пошли аланы царя Фарзоя. Участь Днепровской Венетии была предрешена. Засуха открыла дорогу степнякам на Север, в ранее недоступные им болотистые и лесные края. Одним ударом кочевники убивали сразу двух зайцев - избавляли своих подданных от надоедливых речных пиратов, уничтожив их гнездовья, и получали приток свежей рабочей силы.
Да правит миром любовь!
Аватара пользователя
ZHAN
майор
 
Сообщения: 71874
Зарегистрирован: 13 июн 2011, 11:48
Откуда: Центр Европы
Пол: Мужчина

Re: Бастарны

Новое сообщение ZHAN » 10 янв 2014, 22:30

Изображение
Первым на то, что поздние зарубинцы, жившие в южной зоне, оказались невольниками сармат обратил внимание Марк Щукин. Его ученики и последователи придумали специальный термин – "лютежское пленение", по имени одного из новых ремесленных центров на Среднем Днепре, для того, чтобы объяснить положение, в котором оказались потомки зарубинцев на Юге. Действительно, кочевники не могли обходиться без металлургов, кузнецов, плотников, кожевенных дел мастеров и представителей множества иных профессий. Кто-то должен был для них плавить железо, ковать мечи и доспехи, тачать сёдла и сбруи, обеспечивать их всем необходимым. Со времён скифов степнякам пришла в голову простая, но гениальная идея - угонять в полон оседлое население, отбирать среди них мастеров, сажать в специализированные посёлки, надзирать за ними, получая, таким образом, почти бесплатно всё, нужное для беспечного обитания. Если у свободных венетов в каждом селении был свой горн для получения железа, то в новую эпоху сарматского пленения только в одном Лютеже работало более пятнадцати горнов одновременно, железо при этом добывалось более высокого качества. В его обработке использовались самые современные технические приёмы. Венедские разбойники, таким образом, в одночасье превратились в рабов-мастеров. Надо сказать, что труд таких людей в древности был неимоверно тяжким. Тацит, описывая сходную участь одного из подневольных племён, замечает: "Часть податей на них, как на иноплеменников, налагают сарматы, часть - квады, а котины, что ещё унизительней, добывают к тому же железо".
Кочевники принудительно расселили потомков венедских разбойников по всей лесостепной полосе Скифского квадрата. Самой западной оказалась группа поселений в верховьях Припяти и Западного Буга, где бывшие венеты жили совместно с вандалами. Она названа археологами памятниками типа Гриневичи-Вельки. В верховьях Днестра бывшие обитатели Полесья оказались тоже перемешаны, но на этот раз не только с выходцами из пшеворского ареала, но ещё и с фракийцами, возможно, даже и с бастарнами. Древности, оставленные невольниками, согнанными с самых разных мест, археологи именуют Зубрицкими. На Южном Буге обитала схожая группа людей, но преимущественно, доставленная из страны скиров. Наиболее известны здесь поселения Марьяновка и могильник Рахны. В самих скирских пределах, на Киевщине, ремесленный центр был ещё основательней, это "пятно" получило уже знакомое нам название Лютеж. На Левом берегу Днепра, в верховьях Сейма, Псла, Ворсклы и на реке Орели находился ещё один ремесленный центр - Картамышево-2. Кроме пшеворских элементов здесь обнаружено присутствие юхновцев - геродотовских "черноодежников". Рядом, в верховьях Северского Донца и на Осколе находилась схожая группа памятников - Терновка-2. И далее всех к востоку, на реке Хопёр был ещё один центр - Шапкино. В основном там оказались выходцы из двух предыдущих районов, впрочем, и тут компанию пленным разбойникам составляли потомки восточных германцев. Главными поставщиками работников для сарматских господ стали, таким образом, полесские венеты и среднеднепровские скиры. Почти всё население этих двух пятен оказалось в "лютежском пленении".

Этой участи, вероятно, избежала лишь та часть скиров, что смогла улизнуть от захватчиков, скрывшись от них в верховьях Десны. Здесь археологи обнаружили скопление поселений, получившее название Почеп. Но бежавшие сюда среднеднепровские венеды попали в страну юхновцев-"черноодежников" и основательно с ними породнились. Получилась культура равноблизкая и к зарубинской и к юхновской. Образно говоря, "скиры в чёрных плащах". Сообществу гирров на Верхнем Днепре повезло гораздо больше. Конечно, они тоже пострадали в результате сарматского натиска - им пришлось оставить все свои поселения и бросить родовые кладбища. Но, самое главное - свободу - они всё же сохранили. И хотя им довелось оказаться в глухих северных лесах рядом со штриховиками-невидимками или днепро-двинцами с их сомнительной славой каннибалов, вольные потомки оборотней и дунайских дезертиров сберегли прежние традиции венетов. Поэтому их культуру некоторые археологи отделяют от постзарубинского горизонта на Юге и считают продолжением классических зарубинских древностей.

Невольники "лютежского пленения", живя рядом с иноплеменниками - товарищами по несчастью, и невдалеке от своих кочевых господ, постепенно впитывали многие черты восточных германцев и сарматов, их памятники уже почти не отличить от других провинциально-римских сообществ того времени. То есть, по терминологии историков, южные зарубинцы оказались в значительной степени "романизированы". Северные выходцы из днепровского братства, напротив, сталкиваясь с народами более дикими, чаще выступали скорее учителями и наставниками аборигенов, поэтому жизнь на их поселениях была куда ближе к днепровской вольнице Золотого века. Те из гирров, кто бежал на Северо-запад, вверх по течению Березины, встретился здесь и на реке Сож с племенами штриховой керамики. Совместно они основали ряд таких поселений как Кистени-Чичерск. Позже отсюда выйдет знаменитая группа Грини, сыгравшая важнейшую роль в сложении феномена славянства. В верховьях Днепра и Западной Двины возникли целые городища типа среднего слоя Тушемли. В них гирры обитали совместно с геродотовыми андрофагами - днепро-двинцами. Строительство городских стен доказывает, что эти люди были вполне свободны. В лесостепной полосе узникам "лютежского пленения" возводить укрепления вокруг своих посёлков не дозволялось. Где-то в северных лесах скрывались и гирры "в чистом виде". Их жилища пока археологами не обнаружены, но позже они будут участвовать в рождении первых славян, поэтому эту ещё не найденную культуру исследователи тем не менее уже назвали - Чаплин, по имени крупнейшего зарубинского могильника Верхнего Днепра.

Северные разбойники старались держаться подальше от южной неволи. Как замечает Владимир Ерёменко: "Создаётся впечатление, что "классические" зарубинцы избегали общения со своими "романизированными" родственниками. Таким образом, начиная с I века нашей эры происходит наслоение зарубинецких традиций на местные культуры балтского и финно-угорского круга. Постзарубинецкое население приняло участие в этом процессе значительно позднее и в других условиях". С этим не поспоришь - свободные потомки венедских разбойников предпочитали жизнь среди жалких "феннов" каторге у сарматов рядом со своими бывшими собратьями. По крайней мере, археологи никак не могут обнаружить ни одного поселения в зоне между южными и северными наследниками зарубинского сообщества. От обширного бассейна Припяти до течения Сейма и далее к истокам Оки протянулось, с их точки зрения огромное "белое пятно" археологической невидимости. Возможно, что здесь лежала так называемая "полоса страха" или, как это порой именовали античные писатели "зона взаимной боязни", разделившая сарматское царство с его невольниками и шайки свободных венедов, по словам Тацита, "рыщущие ради грабежа по лесам и горам". Но быть может, дело ещё и в неуловимости последних. Ведь, как убеждают нас учёные, они раздробились на совсем крошечные коллективы, поселения стали совсем малы - "усадьбы одной-двух семей". Ценных вещей у лесных беглецов почти не было, место жительства они меняли довольно часто, а, значить, обнаружить подобные памятники оказалось не так-то легко. Поэтому пресловутое "белое пятно" расползлось не только в "зоне страха", если такая и была, но и на значительных пространствах лесной части Беларуси и Западной России. Потомки днепровских разбойников с точки зрения науки снова стали преимущественно невидимками.
Да правит миром любовь!
Аватара пользователя
ZHAN
майор
 
Сообщения: 71874
Зарегистрирован: 13 июн 2011, 11:48
Откуда: Центр Европы
Пол: Мужчина

Re: Бастарны

Новое сообщение ZHAN » 23 янв 2018, 14:48

Далее читайте о происхождении славян тему "Готы".
Да правит миром любовь!
Аватара пользователя
ZHAN
майор
 
Сообщения: 71874
Зарегистрирован: 13 июн 2011, 11:48
Откуда: Центр Европы
Пол: Мужчина

Re: Бастарны

Новое сообщение konde » 01 июн 2023, 19:03

Не совсем так как дано.
«Бастарны» они же и «Бастарды» - прозвище сельских военизированных поселенцев маркизата Ясского великого княжества Восточной Волощины, они же в ссылках - «рэз-еши», на молдавском - «рэзбойник-шезетор / разбойник-поселенец». Упоминаются в книгах Корнелия Тацита который говорит что: «в год 105 н. э. армия римского августа-императора Траяна в Области Волоха она же «Валахия» или прозванная на Западе по облику славянского бога с рогами - «Дакией» (иначе - „Сторона Черта”), остановилась на труднопреодолимом водном рубеже на реке Сирет и его притоке Тротуше - часть «потока Гойны» границы между Угрией (на молдавском „Мунтения”) и ядром Восточной части за которыми распластались частокол хорошо укрепленных населенных пунктов бастардов». О том что ополченцы не только этого княжества ядра Восточной части считались «бастардами» говорит епископ Иордан в своей книге «Гетика», почему прозвище в ссылках дано и за другими войсками ополчения, книга же название которой разоблачает официальные утверждения об доминирующих греках на Черном море, на место элиты Славянского этноса гетов и их бояр готов (см. Иордан, «Гетика»). Карта Восточной Волощины (ляшское название) она же историческая область «Молдова» (славянское название) и она же у новолатинцев-молдаван «Карпия»: на севере до Татарх - главное княжество герцогство Буковины со столицей Чернновцы (у славян дословно „город чернныя, червонных”, почему и знамя „Принципата Молдова” утверждается красным), от ее южных границах по реке Молдава (как дано на австрийских картах река Молдова) до вала Траяна - княжество-маркизат Ясский, и от предполагаемого вала Траяна до моря - княжество-маркизат Акерманский (Белгород-Днестровский). Об том что город Яссы основан был во время господарства на престоле «Ост-Гота» Восточной части «коммерсанта, торговца» великого князя-герцога Албанского Василия Лупу, как утверждается официально, опровергает историк Татищев в своей «Российской истории». Титулы ведь у этого вот "торговца" какие утверждаются официально от трех богов языческого пантеона славян, по сему и доказательство что это искажения лишь от врагов славян. В отличии же от ополченцев маркизата Ясского которые в ссылках даны не только как „бастарды” но еще как «черти» они же на молдавском «дрАчий» (официально „даки”), ополчение второго княжества-маркизата Акерманского в ссылках утверждаются как - «бессы», по славянскому прозвищу и синониму «тартаров» которому и название этой стороны Молдавии в Междуречье Днестра и Дуная - «Бессарабия», от славянского слова БЕС он же и ТАРТАР или ЧЕРТ, название которое после 1812 года распространилось и над всем Междуречьем Днестра и Прута. На карте границы между тремя княжествами великого княжества «Карпии-Молдавии» проложены черной линией - три княжеские короны: одна герцога и две маркиза. Само название «Бастарны» оно же в начале «Бастарды» ввели в последующем так же как и на место прозвища Волохии - «Дакия» она же у ново-латинцев Восточной части молдаван «Драчия», прозванная так на Западе по облику славянского бога с рогами Волоха он же на сей день лик светлый который дан на знаменах Буковины, Молдавии и даже Румынии. Которые убеждены что это не бог-родитель Славянского этноса а обычный съедобный зубр. Ирония. Объяснение почему официальную историю всех славян следует дать не с искаженных ссылок в западноевропейских католических монастырях-вивариях а с книги византийского автора молдаванина К. Манасия об «Мифологии славян», которую официально утверждают потерянной... в тайных архивах которые пока что центральная власть «РФ» открыть не стремится.
Примечание: карта не грузится, почему?
Аватара пользователя
konde
сержант
 
Сообщения: 708
Зарегистрирован: 07 май 2012, 11:48
Пол: Мужчина


Вернуться в Племена и народы

Кто сейчас на конференции

Сейчас этот форум просматривают: нет зарегистрированных пользователей и гости: 1

cron